Елена БРУСИЛОВСКАЯ, "Казахстанская правда", 12 января

В Алматы побывала делегация из далекой Якутии. Ее приезд связан с 110-летием со дня рождения видного революционера, борца за советскую власть и активного участника партийного строительства в Якутии Максима Аммосова, который в 30-е годы работал и в Казахстане. В архиве Президента РК, где хранятся уникальные материалы, связанные с именем этого государственного деятеля, состоялась встреча с дочерью Аммосова Леной Максимовной, а также директором Национального архива Республики Саха (Якутия) Айталиной Захаровой и старшим научным сотрудником Института гуманитарных исследований Академии наук Якутии Людмилой Винокуровой, которая много лет занимается изучением жизни и деятельности Максима Аммосова.

Казахские степи напоминают родную Якутию

Как рассказала заместитель директора Президентского архива РК Людмила Дегитаева, сохранилось большое количество документов, связанных с жизнью и деятельностью Максима Аммосова в Казахстане, – его личное дело, автобиография, многочисленные письма, распоряжения и постановления за его подписью.

В частности, в архиве есть письмо, с которым Максим Кирович обращался к Голощекину, тогдашнему руководителю республики, с просьбой оказать помощь в поставке продовольствия. Ведь 1932 год, когда Аммосов был рекомендован на пост первого секретаря Западно-Казахстанского обкома партии, совпал с периодом жесточайшего голода в республике. Удивляет смелость Максима Аммосова, который в разрез прежней политике объявил об учетверении поголовья скота в каждом отдельном хозяйстве. И уже через год Западно-Казахстанская область заняла в республиканском соцсоревновании первое место. В родные аулы вернулись свыше 20 тысяч семей скотоводов.

Как вспоминал помощник М. Аммосова Н. Войханский, работавший с ним в Западном Казахстане и в Караганде, Максим Кирович очень любил казахские степи, которые напоминали ему родную Якутию.

В марте 1934 года Аммосов был избран первым секретарем Карагандинского обкома партии, и вскоре Караганда стала третьей по угледобыче в стране. В июле 1936 года после разделения Карагандинской области Максим Аммосов возглавил вновь образованную Северо-Казахстанскую область. Оттуда в марте 1937 года по указанию ЦК ВКП(б) переехал в столицу Киргизии, став первым руководителем республики. При нем принята Конституция Киргизской ССР. Можно сказать, Максим Аммосов стоял у истоков киргизской государственности.

В трагический 1937 год (трудно поверить, но "сверху" спускался план по "врагам народа") Максим Аммосов до последнего оберегал руководящих работников Киргизской республики. Первым в СССР он добился организации специальной комиссии ЦК для проверки деятельности прокурорских и следственных органов Киргизии. Это был беспрецедентный случай! Естественно, что такая политика многим не нравилась, и седьмого ноября 1937 года в результате провокации, организованной органами НКВД, во время праздничной демонстрации во Фрунзе, Максим Кирович был снят с поста, а 16 ноября арестован.

Начался мучительный путь на Голгофу. В начале 1938 года в столыпинском вагоне его привезли в Москву и бросили в застенки Лефортовской тюрьмы. Двадцать восьмого июля 1938 года Военная коллегия Верховного суда СССР объявила Аммосова японским шпионом и приговорила к расстрелу. В тот же день приговор приведен в исполнение.

Отец был необыкновенным человеком

Из семьи Аммосовых, где было три дочери – Аэлита, Яна и Лена, осталась только Лена Максимовна, самая младшая. И хотя в этом году ей исполнилось 70 лет, она полна энергии, активно собирает материалы для книги о своем отце. Лена Максимовна – физик, кандидат технических наук, 40 с лишним лет проработала в Москве, в Институте вакуумной техники. Занялась она восстановлением памяти об отце по просьбе президента Республики Саха (Якутия) В. Штыкова написать о Максиме Аммосове. Как оказалось, на родине о знаменитом земляке знают мало, "белым пятном" были периоды его работы в Казахстане, поэтому Лена Максимовна оказалась в наших краях и была приятно удивлена, что в Алматы в Президентском архиве сохранилось немало документов, связанных с именем ее отца. Но в них – официальная сторона его жизни, а вот что рассказала о нем дочь.

– Я родилась во Фрунзе незадолго до ареста отца. Когда его увезли, мне было всего два месяца, но судьба уже была предопределена – я стала членом семьи изменника Родины. После расстрела отца нам передали его тюремную кружку и тельняшку, которая была на нем до приведения приговора в исполнение. Эти вещи позже, по просьбе правительства Киргизии, я передала в Музей памяти жертв сталинизма. А тогда, в 1938 году, мы были вынуждены уехать из Фрунзе и какое-то время жили в Москве, о чем позаботился тогдашний первый секретарь Якутского обкома партии Игорь Винокуров. Но потом нам пришлось покинуть столицу и переезжать из одного города в другой. В школу я пошла уже в Якутске. До сих пор помню злые детские крики мне в след: "Дочь врага народа. Предательница!". И только после полной реабилитации отца я смогла поступить в Москве в институт.

Максим Аммосов вряд ли мог предполагать, что его, героя революции, пламенного большевика-ленинца обвинят в измене Родине.

– Вот все удивляются, как это якута направили в Казахстан, – продолжает рассказ Лена Максимовна, – но хочу сказать, это было не случайно. Папа с 1928 года работал инструктором ЦК и познакомился со многими казахскими партийными деятелями, часто общался с Мирзояном, который и подсказал его кандидатуру Маленкову и Молотову, ведавшими в ЦК кадровой политикой. А во время Гражданской войны отец был связным между армией Тухачевского и партийным руководством в Москве. Он трижды переходил фронт, причем через территорию тогдашнего Западно-Казахстанского округа. Можно сказать, что в течение полутора лет он исходил почти все степи в районе Арала и Эмбы, прекрасно знал эти места.

Максим Аммосов был не только талантливым партийным функционером, но и блестящим оратором, публицистом, серьезным исследователем. Его домашняя библиотека насчитывала свыше пяти тысяч томов.

– Аналитические способности у отца были огромные, – вспоминает Лена Максимовна. – Можете себе представить, что якут, у которого все образование лишь учительская семинария, додумался до того, что производительные силы республики нужно создавать не путем затыкания дыр в бюджете. Часто бывая в Москве в командировках, он понимал, что у правительства после разрухи и гражданской войны просто нет денег, оно не в состоянии обеспечить нормальное развитие всех регионов РСФСР, поэтому надо искать иные пути, которые для Якутии, например, он и предлагал. Мама рассказывала, что отец полгода ночами работал над составлением экономического и финансового обоснования развития региона. Пригласил в Якутию экспедицию Академии наук, которая изучала потенциальные возможности края. К сожалению, результаты этих исследований на какое-то время были забыты, да и у многих академиков судьба сложилась трагически.

Поэтому приехавшего в Казахстан Аммосова руководитель республики Левон Мирзоян очень ценил за экономические знания, огромный кругозор, ведь Максим Кирович знал восемь языков – с казахами, например, он общался на казахском, в Киргизии говорил на киргизском, свободно читал по-английски и по-немецки.

Лена Максимовна рассказала, что через десять лет после смерти Аммосова им неожиданно пришло извещение о посылке на имя Максима Кировича из Великобритании.

– Мама чуть в обморок не упала, представив, что с нами будет, ведь вся семья в то время была под колпаком КГБ. Пошла на почту, где ей дали письмо, в котором англичане извинялись перед Максимом Аммосовым, что вовремя не выполнили его заказ, отосланный в Англию еще в ноябре 37-го года. Отца интересовал опыт Англии по переходу к капитализму. Но получить книги он не успел, а переслать их в СССР стало возможным только после Второй мировой войны. Вы понимаете, что за этим последовало – книги были тут же арестованы, а у нас произвели такой обыск, что мы потом дня четыре приводили квартиру в порядок.

Ничто не забыто

С большой теплотой и благодарностью Лена Максимовна говорила о казахстанцах, которые бережно хранят память о прошлом. В Уральске, например, к 100-летию Аммосова на здании бывшего обкома партии в торжественной обстановке открыта мемориальная доска. По словам дочери, в этой области Максим Кирович обошел и объездил каждое село. Казалось, энергия этого невысокого, коренастого человека просто неистощима. "Мы, якуты, привыкли к передвижениям на дальние расстояния, – говорил обычно Максим Кирович, – в пути можно отдохнуть не хуже, чем дома в кровати".

Эти и другие эпизоды из жизни Аммосова помогли восстановить и сотрудники архивов, поэтому с такой благодарностью говорила о своих алматинских коллегах директор Национального архива Республики Саха (Якутия) Айталина Захарова. Кстати, отныне этот коллектив намерен тесно сотрудничать с Президентским архивом РК.

– У вас сохранились документы в таком полном объеме, которого нет у нас, – отметила она. – Архив в Якутии практически уничтожен в 36–37-х годах. И лишь сейчас у нас по-настоящему занялись реабилитацией своих земляков.

Например, Лене Максимовне персональное дело отца выдали только в 1991 году после двух лет настойчивых просьб правительства Якутии, причем пришлось дойти до президента России. В итоге получены практически все документы, вплоть до расстрельных списков, по которым удалось найти в Москве места захоронений якутян. На окраине столицы был спецполигон МВД "Коммунарка", где в сталинские времена проводились массовые расстрелы. Там похоронены такие известные личности, как Бухарин, Рыков, многие военачальники, руководители разведки, ученые, писатели, например, поляк Бруно Ясенский, который писал о Турксибе, Сергей Эфрон, муж поэтессы Марины Цветаевой, все руководство II и III Интернационала, там же лежат члены правительства Монголии, которых в 1939 году Сталин решил убрать.

Несколько лет назад на "Коммунарке" установлен памятник-мемориал "Якутянам – жертвам политических репрессий". А в 2000 году в Якутии вышла книга "Расстрельные списки", в которую вошли сведения о шести тысячах репрессированных.

Как сообщила Лена Максимовна, в центре Якутска сегодня есть прекрасный памятник ее отцу. Для нее это стало знаковым событием, ведь сила народа в его исторической памяти, сказала она.