Галина Галкина, "НП", 7 января

В 2010 году исполнилось 100 лет со дня рождения легендарного Бауыржана Момыш-улы, Героя Советского Союза, выдающегося участника битвы под Москвой, сподвижника генерала Ивана Васильевича Панфилова, писателя...
Неординарная личность, воплощение воинской доблести, беспримерного мужества...
Каким был этот человек-легенда в жизни, во взаимоотношениях с людьми, близкими и дальними? Столь же неординарным, непредсказуемым... И в повседневности в нем клокотал дух воина... Мало кто знает, что Бауыржан мог быть нежным, трепетным, сентиментальным, очень добрым... Об этом неведомом Бауыржане Момыш-улы рассказывает Макбал Мусина, востоковед, искусствовед, живущая в Санкт-Петербурге.
Бауыржан Момыш-улы на долгих 12 лет стал ее аташкой, любящим и заботливым...

Записка на арабском языке
- Бауыржан Момыш-улы женился на моей маме, Гайникамал Баубековой, в 1961 году. Они прожили вместе 12 лет – до самой смерти мамы в марте 1973 года.
История их женитьбы с самого начала наделала много шуму. Мама, мать троих детей, была замужем за моим папой, Шаханом Мусиным, от которого она ушла к Бауке. Сам Момыш-улы тоже официально развелся со своей женой (с ней они уже фактически не жили вместе и детей у них не было), чтобы вступить в законный брак с Гайникамал, или Камаш, как он называл мою маму. Вышел неслыханный по тем временам скандал.
"Дело" разбиралось на партбюро в Союзе писателей Казахстана: коммунисту Момыш-улы был объявлен строгий выговор за "аморальное поведение". Первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Исмаил Юсупов вызвал героя-панфиловца к себе и потребовал объяснительную: почему тот отбил чужую жену. Оказывается, накануне в газете "Казак адебиетi" вышла статья, обличающая этот поступок, недостойный звания советского писателя и гражданина.
Бауке написал объяснительную на казахском языке, но арабской графикой справа налево, после чего ушел, не сказав ни слова. Юсупов арабского алфавита не знал, а потому призвал на помощь Кунаева, в то время председателя Совета министров. Тот, прочтя записку, состоящую из трех строк, от души посмеялся, однако вслух зачитать смог лишь первые две: последняя оказалась уж слишком неприличной. Об этом случае, ярко характеризующем личность Бауыржан-ата, мне не так давно рассказал Мекемтас-коке (Мекемтас Мырзахметов, ныне профессор, доктор филологических наук, в те годы учился в аспирантуре и жил в нашей семье, исполняя роль, как бы сейчас сказали, личного секретаря и доверенного лица Момыш-улы).

Встреча через 20 лет
Маме на тот момент исполнилось сорок лет, у нее было трое детей и безнадежно больное сердце (она имела инвалидность из-за стенокардии), о чем Бауке не мог не знать. Что же подвигло этих двух, далеко не юных людей пренебречь общественным мнением и пойти на такой немыслимый, безрассудный шаг? Думаю, ответ напрашивается сам собой: их связывало глубокое чувство. Причем чувство это возникло не спонтанно: оно зрело давно.
Познакомились они еще до войны, маме тогда едва исполнилось восемнадцать лет. Затем была романтическая встреча на фронте, куда мама выезжала в составе концертной бригады и где выступала перед бойцами Красной армии, она в ту пору была артисткой Казахской государственной филармонии, обладала удивительным голосом.
Их жизненные пути после войны разошлись, но когда спустя почти двадцать лет они встретились вновь, то, скорее всего, поняли, что уже не смогут жить друг без друга. К сожалению, я не знаю всех подробностей тех перипетий, но наверняка где-нибудь в дневниках Момыш-улы обо всем этом написано.
Мой папа, очевидно, с пониманием отнесся к поступку мамы – во всяком случае, я никогда не слышала, чтобы он как-то обсуждал или осуждал ее. Мне представляется, что после всего пережитого отцом – десяти лет каторги на Колыме, многолетней сибирской ссылки (до ареста, в начале тридцатых годов, он был актером первой труппы Семипалатинского музыкально-драматического театра. Спустя годы, в 1966 году, он стал Народным артистом Казахстана) – такой "пустяк", как уход жены, не стал для него трагедией. Более того, он был благодарен ей за то, что она родила ему троих детей. Впоследствии отец женится на замечательной женщине, с которой проживет до конца своих дней – почти сорок лет. С Бауыржаном Момыш-улы у них сохранятся уважительные отношения, о чем свидетельствуют дарственные надписи отчима на книгах, которые он передавал отцу.
Бауке
Итак, в моей жизни появился аташка. В свои пять лет я потянулась к нему всей душой. Детей обмануть невозможно: они сразу распознают фальшь и неискренность. От Бауыржан-ата исходили такая нежность и теплота, что это позволило мне, по крайней мере, на первых порах, не думать о разлуке с любимым папой. Конечно, развод родителей – это всегда травма для любого ребенка, часто незаживающая рана на всю оставшуюся жизнь. И я благодарна аташке за то, что он своим отношением к маме и к нам, ее детям, не давал повода сожалеть о случившемся.
У нас с ним вообще сложился дружный дуэт. Я рано научилась грамоте и в пятилетнем возрасте уже самостоятельно читала толстые книги сказок. Аташке это очень нравилось, и он всячески поощрял мое увлечение чтением. Часто Бауке брал меня с собой, когда ходил по своим делам в Дом писателей, где на первом этаже находилась редакция издательства "Жазушы". Обычно он относил туда свои рукописи.
Помню эпизод, связанный с приездом в Алма-Ату Бориса Полевого, автора легендарной "Повести о настоящем человеке". В актовом зале одного из вузов (кажется, это был Казахский педагогический институт, а может, медицинский?) состоялась встреча писателей Бориса Полевого и Бауыржана Момыш-улы со своими читателями. Зал был заполнен до отказа. На сцене расположился президиум – за длинный стол, накрытый свисавшим до пола красным полотнищем, сели почетные гости и, очевидно, члены руководства института. Нас с мамой проводили в первый ряд зрительного зала, однако это меня совершенно не устроило. Я привыкла, что мое место – рядом с аташкой. Встреча уже началась. Слово предоставили Борису Полевому. Тем временем, я самостоятельно поднялась по ступенькам с правого края на сцену (мама даже глазом моргнуть не успела), юркнула под полотнище, закрывавшее стол, и поползла к своему аташке. Найти его было проще простого: он единственный из всех, сидящих в президиуме, был в галифе и военных сапогах.
Когда я вынырнула из-под стола и с удовлетворенным видом заняла свое законное место на коленях у Бауыржан-ата, зал развеселился. Борис Полевой, выступавший с трибуны, сначала не понял, почему все смеются, но, увидев в президиуме маленькую девочку с огромными бантами, тоже рассмеялся. Когда потом мы все вместе сели в машину и поехали домой, Борис Николаевич подарил мне красивый значок. Где этот значок теперь? Увы, я не знаю.

Бедный полковник
Бауке был известен своим грозным нравом. Один лишь вид его, строгий и непреклонный, мог внушать взрослым людям страх и трепет. Однако мне, ребенку, иногда казалось, что внутри он ранимый и даже порой беззащитный. И кто же его защитит и пожалеет, если не я? Об одном таком эпизоде Бауке написал в своем рассказе "Байгус полковник" ("Бедный полковник"). Бауыржан-ата был расточительным человеком, не любил считать деньги, а потому отдавал их все маме – вести "учет и контроль". И вот в конце лета 1961 года аташка повез нас (маму, мою старшую сестру Шапигу и меня) в Москву показать столицу нашей Родины, которую он защищал в Великую Отечественную.
Мы гуляли по Красной площади, посетили ВДНХ, Кремль, Третьяковку и другие достопримечательности. Однажды вечером Бауыржан-ата принес два билета в Кремлевский дворец съездов. На представление пошли мама с сестрой, а мы с аташкой остались в гостинице. Я надулась. Было обидно, что нас не взяли. "Детей и стариков туда не пускают", – попробовал объяснить и утешить меня ата. Но мне вдруг стало жалко не себя, а его. "Бедный полковник, – вздохнула я. – Денег ему не дают, в театр не пускают. Бедный полковник!" Он был растроган до слез, смеясь, расцеловал малое дитя, проявившее к нему такое сочувствие...
Навсегда в моем сердце
Сколько еще дорогих сердцу воспоминаний хранит память! Я счастлива, что в моей жизни был Бауыржан-ата, который любил мою маму, а меня ласково называл своей дочулей и Бусенькой. Это был непростой человек, с тяжелым характером, но со щедрой душой, бесстрашный и честный. Он обладал обостренным чувством справедливости, терпеть не мог вранья и подхалимства. Никогда ни перед кем не пресмыкался, с достоинством сносил удары судьбы. Его образ навсегда останется со мной.

"Ты будешь моим аташкой, – решительно произнесла я. – Ведь папа у меня уже есть, а аташки еще никогда не было". Усы, из-за которых этот суровый с виду человек казался мне стариком, дрогнули в улыбке.
Макбал Мусина