Шамсудин Мамаев, "Русский Журнал", 23 Сентября 2002
Как известно, вспыхнувшую после распада СССР борьбу Вашингтона и Москвы за контроль над путями доступа к каспийской нефти сразу же окрестили "Большой игрой" XXI века. По аналогии с давнишней борьбой Лондона и Москвы за контроль над Средней Азией и Афганистаном. "Окружающая нас действительность выковывается нашим языком" - утверждает гипотеза Уорфа-Сейпира. "Теургией" называли древние греки жреческое искусство, с помощью которого люди влияли на события посредством заклинаний. Теургическое влияние названия "Большая игра" - в первую очередь, на американских стратегов - несомненно: только этим можно объяснить шокирующую неожиданность терактов 11 сентября. Ибо из-за "евроцентризма" этого названия все упустили главную особенность нынешней "Большой игры" - в ней с самого начала присутствовал самостоятельный игрок с Востока, и она с самого начала была трехсторонней. Хотя эта "третья сила" всегда была весьма активна и агрессивна, и не заметить ее было просто невозможно. Первой ее жертвой стала Россия. Второй - Америка. Не считая, конечно, народов тех геополитических плацдармов, где развертывалась Игра - Афганистан, Чечня, Дагестан. А имя ее - простонародное, ввиду отсутствия научного - ваххабизм, и объективно, с точки зрения политико-экономических интересов "Большой игры", эта сила представляет интересы саудовских нефтяных элит. Просто на счетах этих элит в самих США порядка 700 млрд. долларов, и это очень мощный теургический щит.
Когда Усама и его арабские моджахеды воевали в Афганистане за фундаменталистские ценности своей цивилизации, то "Аль-Каида" создавалась ими не для войны с русскими или американцами, а для экспорта этих идей в мусульманские страны - замены светских режимов на шариатские. Другими словами, бен Ладен и его "База" играют сейчас в мусульманском мире примерно ту же роль, которую в свое время пытался играть Троцкий со своим IV Интернационалом - роль инициаторов перманентной мировой, в данном случае - исламской, революции. Именно поэтому виртуальное столкновение бен Ладена с Америкой было неизбежным и закономерным, поскольку последняя возложила на себя "глобальную ответственность" за состояние дел в посткоммунистическом мире. Однако до "двойного удара" бен Ладена по американским посольствам в Африке в августе 1998 года Вашингтон считал его всего лишь саудовским диссидентом-террористом и, похоже, не подозревал о существовании международной сети террора. Точно так же, как саудовец Хаттаб, приехавший в Чечню где-то в 1995 году, всеми, даже российскими спецслужбами, рассматривался как обычный наемник или доброволец, а не как комиссар "Аль-Каиды". Всеми, кроме Шамиля Басаева. Который, набравшись в Абхазии опыта, в апреле-июле 1994 года прошел еще и теоретический курс в лагере моджахедов в Хосте, Афганистан, и который - после начала чеченской войны - взял Хаттаба в свой спецбатальон и предоставил ему возможность заниматься именно тем делом, которое теперь считается фирменным почерком "Аль-Каиды": финансирование партизанской войны, планирование и проведение терактов, создание тренировочных лагерей, идеологическая индоктринация молодежи и т.п.
Настоящая Игра на Кавказе - схватка между Западом и Москвой за чеченскую "трубу" - развернулась лишь после окончания "первой чеченской" войны. Ее первый этап - с ноября 1996 года по октябрь 1997 - можно условно назвать "атакой Березовского", второй - с октября 1997 по апрель 1998 года - "атакой Нухаева", представлявшего тогда интересы Лондона и "Бритиш Петролеум". Однако в конечном счете победу в этой схватке одержали Хаттаб и натренированные им ваххабиты. Отрубленные головы английских инженеров, а затем вторжение в Дагестан - эти два события поставили окончательную точку как в судьбе чеченской "трубы", так и в соответствующей главе "Большой игры". Точку вполне закономерную - в отличие от Запада и России, арабским нефтяным шейхам нужна неработающая чеченская труба.
"Мы воюем против режима Б.Ельцина и его международных покровителей. Патриоты России, которые проклинают Б.Ельцина, США, Израиль, должны были бы видеть в мусульманах Дагестана своих союзников. Мусульмане Дагестана считают, что русские должны освободиться от собственной верховной власти, которая обкрадывает и унижает Россию. Тогда в будущем Исламский Кавказ может стать ключевым союзником русских в борьбе против "Нового мирового порядка" - так обратилась дагестанская Шура к "русским патриотам" сразу после разгрома в Дагестане. Обращение очень напоминает известный лозунг "превращения империалистической войны в гражданскую". Но как и большевики, исламские революционеры не шутили: для бен Ладена и Хаттаба основной враг - США и Израиль. И по большому счету именно с ними они и воевали на Кавказе - поскольку в "Большой игре" Кавказ был ключом к запасам каспийской нефти и, соответственно, угрозой для арабского "нефтяного оружия". В то время как России в этом соперничестве Запада и Востока выпадала судьба "больного человека". С которым - после Чечни и до Дагестана - и договариваться большого смысла не имело.
В начале Игры была война
Для тех американских лоббистов и магнатов бизнеса, который присутствовали на небольшом совещании в Белом Доме 6 августа 1996 года то, что говорил им глава "Амоко" Т.Дон Стейси о стратегическом значении азербайджанской нефти, казалось вряд ли достойным внимания. И только один человек отреагировал - "не дожидаясь, пока Дон Стейси закончит свое сообщение, президент Билл Клинтон вскочил со своего места и, чтобы прояснить несколько геополитических тонкостей, бросился к доске и нарисовал на редкость точную карту каспийского региона. Так что не успело совещание закончиться, как "Амоко" получило то, чего хотело, - обещание Клинтона пригласить в Вашингтон президента Азербайджана Гейдара Алиева", - описала 4 октября 1998 года "Вашингтон Пост" историю прорыва на Каспий американской нефтяной компании "Амоко". К этому можно добавить, что ровно через год президент Клинтон действительно встретился с Гейдаром Алиевым и, пообещав добиться в Конгрессе снятия экономических санкций с Азербайджана, лично поприсутствовал на подписании нового соглашения Баку с концерном на разведку каспийской нефти. А еще через три месяца, в ноябре 1997 года, администрация Белого Дома презентовала миру свою программу создания "евразийского транспортного коридора" в обход России. Учитывая же тот факт, что фактический автор программы, Збигнев Бжезинский, стал политическим советником "Амоко", можно смело считать, что именно день 6 августа 1996 года положил начало послевоенной "большой Игре" Вашингтона вокруг каспийской нефти.
Однако американская газета в своем историческом обзоре не обратила внимание на самое интересное - на то событие, которое скорее всего и пробудило в этот день столь жгучий интерес президента Клинтона к карте Каспия. Ибо вот как описывается этот день в хронике чеченского конфликта "Мемориала": "6 августа в 5.50 в Грозный вошли вооруженные формирования ЧРИ. В первые же часы штурма федеральные силы понесли большие потери. Подготовка штурма не была тайной ни для жителей, ни для военных. Ситуация требовала решительных действий, но масштаб катастрофы, видимо, не был осознан ни федеральным командованием, ни московскими чиновниками - и те, и другие более всего стремились не омрачить дурными известиями предстоящую инаугурацию Б.Н.Ельцина". И только на следующий день после инаугурации российский президент начал действовать - 10 августа он объявил в стране день траура и предоставил Александру Лебедю необходимые полномочия для ведения переговоров о мире. Так что, как видим, реакция Вашингтона опередила реакцию Москвы как минимум на 4 дня. Ну а что можно еще ждать от "больного человека"?
Атака Березовского
Падение Грозного и последовавшие за этим Хасавюртовские соглашения означали окончательную утрату Москвой своего "имперского статуса" на Кавказе, и это открыло Вашингтону путь для объявления кавказского региона зоной своих жизненных интересов и прокладки здесь своего "главного" нефтепровода. Миссия генерала Лебедя завершилась установлением мира в Чечне - свою же "большую контригру" Кремль повел в этом регионе с помощью Бориса Березовского. В ноябре 1996 года он, в качестве замсекретаря Совета Безопасности России, отправился в первое официальное турне по трем закавказским столицам и Алма-Ате. Российский олигарх занял жестко конкурентную позицию против западного капитала - позже он подтвердит ее в Давосе, - утверждая, что российский капитал может сам обеспечить разработку своих нефтяных месторождений. В том числе, естественно, и в Чечне. Но "деньги в обмен на безопасность". Причем понятно, что Москва никак не могла согласиться выплачивать "контрибуцию" (или репарации) на восстановление независимой Чечни, как этого добивался Грозный. Поэтому деньги должна была дать "большая" каспийская нефть. Нефтекомплекс Чечни приватизируется, полевые командиры вместо врезок в "трубу" получают свои пакеты акций, а их отряды становятся на охрану трубопровода. Азербайджан и западные нефтяные компании приобретают уверенность в стабильности российского нефтемаршрута. Частный российский капитал инвестирует в чеченскую экономику, и мятежная Чечня мягко интегрируется в российское экономическое пространство. После чего неизбежно произойдет и ее политическая реинтеграция. Примерно таков был первоначальный расчет российского олигарха, описанный в ноябре 1996 года "Коммерсантом". Хотя сам Борис Березовский никогда публично российскую общественность со своей концепцией чеченского урегулирования не знакомил. Да и "соответствующие органы", судя по недавним заявлениям Ивана Рыбкина, знакомятся с этой утопией только сейчас - в рамках возбужденного уголовного дела.
Российско-азербайджанский нефтепровод был готов к эксплуатации уже в январе 1997 года. Кроме 153-километрового чеченского отрезка - это примерно одна одиннадцатая часть трубы. По словам Юрия Лисина, вице-президента компании "Транснефть", занимавшейся техническим обеспечением проекта, нефтепровод в Чечне было вполне реально восстановить за 20-25 дней и за сумму примерно в 1,2 млн. долларов. Но в феврале председатель чеченской Южной нефтяной компании Хож-Ахмет Яриханов заявил о желании пересмотреть условия российско-азербайджанского договора. Позиция Грозного заключалась в том, что Чечня должна быть самостоятельным субъектом договора, то есть третьей стороной. В результате соглашение о транзите нефти между Москвой, Грозным и Баку было подписано лишь 11 июля. Явно не последнюю роль в этом урегулировании сыграл визит 1 июля в Баку чеченского президента Аслана Масхадова, имевшего долгую уединенную беседу с президентом Азербайджана Гейдаром Алиевым. Политику решили отложить в сторону: с российской стороны соглашение подписал первый вице-премьер правительства РФ Борис Немцов, со стороны Азербайджана и Чечни - главы нефтяных концернов. Официальное открытие нефтепровода было назначено на 1 октября 1997. Все это означало, что Запад тоже был - в принципе - заинтересован в подобном соглашении. Хотя бы по той причине, что в это время "северный маршрут" транспортировки азербайджанской нефти был единственно возможным. Но в самой Чечне в этом были заинтересованы далеко не все: за день до подписания трехстороннего соглашения Шамиль Басаев подал заявление об отставке и, несмотря на просьбы Масхадова, вышел из состава правительства. А через две недели другой министр Масхадова, Мовлади Удугов, провел учредительный сьезд "исламской нации" Чечни и Дагестана. В то время, как секретарь Совета Безопасности Дагестана Магомед Толбоев выступил с заявлением о том, что в Чечне создаются специальные отряды для дестабилизации ситуации в его республике.
В августе 1997 года, сообщает NY Times, в Вашингтоне Мадлен Олбрайт и высшие чиновники госдепа прослушали специальный брифинг ЦРУ на тему каспийской нефти. На брифинге были представлены материалы, собранные спецгруппой технических экспертов разведки, объехавших под видом инженеров прикаспийские районы юга России, Азербайджана, Казахстана и Туркмении для скрытого сбора данных о здешних запасах нефти. Выслушав доклад, Мадлен Олбрайт сделала вывод, что работа по формированию будущего этого региона будет "одной из самых увлекательных наших задач". И в том же августе по приглашению Билла Клинтона Гейдар Алиев приехал в Вашингтон и подписал соглашение с "Amoco". Так началась работа над разработкой проекта трубопровода Баку-Джейхан.
Зато российско-чеченские переговоры уже в сентябре зашли в тупик. Формальной причиной спора стал нефтяной тариф за перекачку нефти: чеченская сторона требовала включить в него "контрибуцию" - деньги на восстановление чеченской экономики. Москва же настаивала, что деньги на восстановление Чечни должны оговариваться отдельным соглашением. Действительно, финансовая цена вопроса была смехотворной - по российским расценкам максимально возможный доход от чеченского нефтепровода никак не мог превышать $7 млн. в год. И даже увеличение этого тарифа в разы принципиально ничего не меняло - восстанавливать Чечню на такие деньги было невозможно. И в то время как Борис Немцов, пригрозив Масхадову строительством обходного нефтепровода через Дагестан, все же заставил последнего подписать договор о транзите азербайджанской нефти, секретарь Совета Безопасности РФ Иван Рыбкин и его заместитель Борис Березовский предложили Грозному свой план по восстановлению Чечни. Он сводился к тому, что Чечня подписывает "широкое политическое соглашение" с Москвой, а последняя дает ей деньги на восстановление экономики. 11 октября они передали Аслану Масхадову официальное приглашение послать в Москву чеченскую делегацию для обсуждения проекта политического договора в Госдуме. Однако чеченский президент, под давлением вице-президента Вахи Арсанова и фактического министра иностранных дел Ичкерии Мовлади Удугова, отказался. Взамен он получил английский пряник в виде обещаний капвложений в $3 млрд. долларов под чечено-грузинский проект "Кавказкого общего рынка" Хож-Ахмеда Нухаева. Последний тайно, вместе с английской делегацией, прилетел в Грозный 13 октября. И вместо поездки чеченской делегации в Москву состоялась поездка Вахи Арсанова в Тбилиси, где он заявил о желании Чечни строить нефтепровод Грозный-Тбилиси. Другими словами заявил о желании Грозного подключиться к трубе Баку-Джейхан. Атака Березовского захлебнулась.
На самом деле, предложение Грозному подписать "широкое политическое соглашение" с Москвой уже само по себе означало провал ноябрьского плана Березовского - по крайней мере, в той форме, в которой его изложил "Коммерсант". Поскольку никакого притока российских частных инвестиций за этот год так и не произошло, то соглашение по статусу Чечни вновь становилось предусловием для ее финансирования. И скорее всего, вновь за счет скудного российского бюджета. На этом фоне английский пряник выглядел значительно более привлекательно - Грозному предлагали деньги, большие деньги, и без всяких политических предусловий. Возникает, естественно, вопрос, зачем это нужно было Лондону.
Продолжение следует... |