Константин Сыроежкин, "КонтиненТ", 12 мая

Власть держится не гласным договором и не тайным (но столь же четко сформулированным) заговором, а как бы молчаливым сговором – не только невысказанным, но даже почти неосознаваемым – между управляющими и управляемыми.

Никколо Макиавелли

Если в мире и есть страна, в которой формула И. Сталина "кадры решают все" работает в полной мере, так это Китай. В этой стране к проблеме "управленцев" внимание было всегда особое. Над ней задумывались мыслители прошлого – Конфуций, Лао Цзы, Мэн Цзы. Она находилась в центре внимания китайских революционеров-демократов. Не обошел ее вниманием Мао Цзэдун. Она же – главный "камень преткновения" и в современном Китае.

Чиновник в китайской системе управления всегда занимал особое место. И во многом именно благодаря специфическому институту китайского чиновничества Китаю удалось сохранить не только свою государственность, но и непрерывность культурной традиции в течение более чем четырех тысячелетий. Кто бы ни завоевывал Китай, в конечном итоге был вынужден воспринять китайскую культуру и внести свой вклад в укрепление традиционной китайской государственности. И именно этот феномен представляется наиболее интересным.

Для Китая с III века до н. э. политической формой существования была централизованная имперская государственность, которая вплоть до ХХ века не имела альтернатив. И когда она распадалась, на ее территории возникало лишь несколько ее уменьшенных копий, чтобы через некоторое время снова уступить место единой державе. Существование этого централизованного государства и сложившиеся еще в древности традиционные концепции по его управлению и развитию и послужили основными причинами не только устойчивого процесса консолидации китайского этноса, но и успешной ассимиляции им иноэтнических групп и индивидов.

Особое место в истории китайской государственности занимает и институт Традиции, являющийся не просто неотъемлемым элементом жизни, но вечным идеалом, направлением развития, социальной этикой для китайского общества, мощной скрепой для китайского государства, фактором, раз и навсегда определяющим судьбу человека, родившегося китайцем. Культ Традиции лежал в основе не только государственной идеологии, но и государственного устройства с его аппаратом управления, эксплуатацией, с особым характером внутренней и внешней политики и т. д. Этот же институт в значительной степени определял и особенности функционирования одного из основных элементов государственности Китая – китайской бюрократии вообще и ее составной части – сословия шэньши в частности.

В традиционном китайском понимании власть есть, в сущности, право определять качество гармонии в конкретной ситуации. А все, что противится соучастию во вселенском согласии, подлежит исправлению или уничтожению. Этой истине следовали практически все успешные китайские правители – будь то в династийный период, во времена Китайской Республики, либо КНР, активно используя сословие ученых-шэньши как в управлении государством, так и в кризисные моменты. Более того, для большинства из них было очевидно, что имитация протеста интеллектуалов – самый удобный способ локализовать политический кризис.

И хотя сам институт шэньши в период кризиса традиционной государственности исчез, с началом восстановления государства бюрократический аппарат Гоминьдана, а позднее и КПК приобрели черты шэньши. Во всяком случае, в плане того положения, которое отводилось этому социальному слою в жизни китайского социума вообще и в системе управления в частности. Сохранился и главный принцип существования китайского чиновничества – удел в кормление. Изменилась лишь система подбора рекрутов на занятие управленческих должностей.

Если в традиционном Китае шэньши теоретически мог стать любой желающий, прошедший специальный государственный экзамен – достаточно сложный даже для сегодняшнего дня, то в республиканском, и особенно народном Китае преобладающим принципом при подборе управленцев стали не знания, а классовая принадлежность, а в последующем – слепая вера в правоту идей, высказанных вождем или вышестоящим начальством. Так традиционный институт шэньши трансформировался в институт ганьбу.

Искусственная каста

Ганьбу – самая таинственная из всех социальных страт китайского социума. Согласно Словарю новых китайских слов, "ганьбу – обладающий властью персонал, являющийся ядром в работе". В Словаре новых китайских выражений, опубликованном в Шанхае в 1953 году, термин "ганьбу" трактовался полнее: "руководящее ядро революционного отряда", "ганьбу – обычные люди, в то же время они отличаются от служащих, от канцелярских работников или солдат армии. Они есть база и ядро, обладающие определенным уровнем сознания, наделенные определенными политическими заданиями".

В те уже далекие времена 1950-х такого толкования, возможно, было и достаточно. Основным источником пополнения слоя ганьбу была армия, которая не только сыграла ключевую роль в китайской революции, но и была призвана Мао Цзэдуном на гражданское строительство, в том числе и на решение управленческих задач. И в этом не было ничего удивительного. НОАК воспринималась многими членами партии, если не подавляющим большинством, в качестве самостоятельной социальной прослойки, соответственно, аналогичный статус получила и сформированная преимущественно за счет армейских кадров новая социальная каста – ганьбу.

Они персонифицировали законодательную и исполнительную власть в центре и на местах. Стали представлять КПК и армию в органах власти снизу доверху, возглавили практически все государственные учреждения, организации, предприятия, сосредоточили в своих руках управление всей жизнью китайского общества. Как подчеркивал в те годы Мао Цзэдун, "кадровые работники (ганьбу) уездной инстанции и выше, которых насчитывается сотни тысяч человек, держат в своих руках судьбу страны". И он был не далек от истины, поскольку именно с борьбой как внутри этого социального слоя, так и с ним самим были связаны наиболее значимые события в истории КНР.

Однако только этим феномен ганьбу не объясняется. Основная проблема заключается в том, что как в то время, так и в современном Китае никто вам точно не ответит, что есть ганьбу, безошибочно указав, однако, на представителя этого загадочного сословия.

Ганьбу – чрезвычайно размытая, но одновременно и очень узкая (по масштабам Китая, естественно) социальная категория. В 50-е годы прошлого столетия профессиональные группы, классифицируемые как ганьбу, включали: работников правительственной администрации всех уровней, технический персонал, работников здравоохранения, литературы и искусства, прессы и издательств, научных работников, переводчиков и учителей. В общем, всех тех, кого в широком смысле относят к категории государственных служащих. Однако ни тогда, ни сейчас к касте ганьбу представители этих профессий никакого отношения не имели. Точно так же, как в советской системе, бюджетники не имели никакого отношения к номенклатуре.

Главной отличительной чертой и той и другой касты было то, что строились и функционировали они на базе постулата о том, что "массы" (крестьянство, рабочий класс, интеллигенция) не в состоянии самостоятельно выражать и отстаивать свои интересы. А раз так, то необходима специальная группа людей, которая якобы лучше разумеет, в чем эти интересы состоят и каким образом их необходимо отстаивать.

Вторая отличительная черта – ярко выраженные черты корпоративности и сословной замкнутости. В ряды ганьбу в принципе могут войти представители различных социальных групп, но выпасть из их состава, за исключением ганьбу самого низшего звена, практически уже никто не в состоянии. Отсюда – процесс деклассирования и маргинализации этого социального слоя, его превращение в своеобразное паразитическое образование на теле китайского общества.

Третья характерная черта – сосредоточение в руках одного человека нескольких постов и должностей в разных сферах общественно-политической деятельности. И как следствие – рост бюрократизма и такого явления, которое в Китае имеет емкое наименование "вредные поветрия в стиле работы". Искоренить эти "вредные поветрия" были призваны идеологические кампании "чжэнфэн" (исправление стиля работы в административных органах) и "чжэндан" (исправление стиля работы в партии), с завидным постоянством повторяющиеся в коммунистическом Китае на протяжении первых трех десятков лет его существования.

Правда, кроме кадровых чисток, толку от этих кампаний было немного. Не помогла даже большая кадровая "перетряска" в виде Великой пролетарской культурной революции. Как только волна очередной кампании спадала, прежняя система господства коррумпированной бюрократии тут же восстанавливалась. И главная причина этого состояла отнюдь не в том, что число "перерожденцев" в рядах кадровых работников достигло критической отметки, а в том, что этому способствовала сложившаяся политическая система, которая без централизованной бюрократии существовать не могла.

Кадровая революция

И надо отдать должное китайским руководителям, эта проблема понималась уже Мао Цзэдуном. Правда, понималось ими и другое: слом системы централизованной бюрократии мог обернуться крахом китайской государственности, поскольку, кроме ганьбу, других управленцев у КПК просто не было. Именно поэтому реформа кадровой системы – самая болезненная в ряду необходимых политических реформ.

Единственный, кто набрался смелости и заявил о ее необходимости, был бывший генеральный секретарь ЦК КПК Чжао Цзыян. Решения XIII съезда КПК (октябрь 1987 года), казалось, открывали путь политическим реформам в Китае. Касались они и "перестройки кадровой системы".

По предложению Чжао Цзыяна было решено законодательно разделить государственных служащих на две категории: административных и профессиональных работников. К первой категории относились те, чьи полномочия, сроки пребывания в должности, а также система контроля за их деятельностью оговаривались в конституции. Ко второй – чей статус должен быть оговорен специальным законом о госслужбе и для кого устанавливалась система постоянного отбывания службы. Существенным пунктом предлагаемой кадровой реформы было и то, что "вступление в ряды профессиональных кадровых работников должно было проходить через предусмотренную законом экзаменовку и открытый конкурс".

Решения эти были поистине революционными, и, по-видимому, именно их неприятие бюрократией стало решающим, когда на повестку дня встал вопрос о поиске "козла отпущения" за события 1989 года на площади Тяньаньмэнь. Чжао Цзыян был обвинен в "попустительстве студентам", снят со всех постов и отправлен пусть и в почетную, но ссылку.

Брошенное им семя все же дало всходы. В 1993 году в центральной печати были опубликованы Временные правила о государственных служащих, которыми регламентировались их права и обязанности, иерархия, тестирование, служебная карьера, порядок вступления в должность и т. д. Правилами была введена 15-разрядная система государственных служащих, начиная от премьера Госсовета и его заместителей (1–2 разряды) и заканчивая канцелярскими работниками (10–15 разряды). Кроме того, четко определялось, кто по должности входит в число так называемых "руководящих госслужащих".

Последняя группа как раз и есть ганьбу. Точнее, часть этой касты, поскольку в нее наряду с административными "руководящими работниками" входят и другие категории "руководящих кадров": партийные функционеры различных уровней, часть командного состава армии и полиции, руководители крупных государственных предприятий и т. д.

Если ко всей этой иерархии добавить еще проблему, связанную с "преемственностью поколений" китайских руководителей, то станет понятно, почему так трудно вести переговоры с китайцами. Для стороннего иностранного наблюдателя их иерархия не очевидна, и скромно сидящий на переговорах в уголочке клерк вполне может оказаться самым значимым по рангу. И для того, чтобы понять who is who, нужно просто быть китайцем, у них чиноразличие работает на уровне подсознания.