Чижов Михаил, "Литературная газета", 23 мая

Фрагмент из книги Александра Хинштейна "Конец Атлантиды", опубликованный "ЛГ", показался мне очень интересным и важным. Действительно, роль интеллигенции в отечественной истории неоднозначна, однако не могу согласиться с автором, что тема эта не изучена. Многие литераторы, историки, мыслители высказывались на сей счет…
Кто открыл московские ворота осенью 1610 года польскому отряду гетмана Жолкевского? Бояре и "лучшие люди" (по определению историка С. Соловьева). Почему предателями становятся "лучшие люди"?
Некогда историк Лев Гумилев на вопрос: "Вы интеллигент?" ответил так: "Боже меня сохрани! Нынешняя интеллигенция – это такая духовная секта. Что характерно: ничего не знают, ничего не умеют, но обо всем судят и совершенно не приемлют инакомыслия". Под чьим влиянием формируются взгляды этой духовной секты? Постараемся ответить.
Как известно, Петр I переписывался с королевой Англии Анной, а та с убийственным намеком, можно сказать, подвохом спрашивала своего венценосного собрата: "Государь, что будет, если твой народ, переняв ремесла, художества и искусства европейские, переймет и все то, что послужит истреблению первородного его свойства?" Конечно, не весь народ потерял свои "первородные свойства", однако верхушка, приближенная к императору, быстро потеряла "первородность". Утратили представления о жертвенности во имя общего дела, православную скромность, великодушие, хотя были, разумеется, исключения.
Николай Карамзин дал убийственную характеристику нововведений Петра I, сказав: "Искореняя древние навыки, представляя их смешными, глупыми, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в собственном их сердце. Презрение к самому себе располагает ли человека к великим делам?"
Через сто лет ситуация обострилась. Александр Грибоедов в комедии "Горе от ума" высмеял отношение образованных дворян к приехавшему французу: "…ласкам нет конца: ни звука русского, ни русского лица".
В середине века XIX Федор Тютчев так отзывался об образованной публике: "Это личности, которым свойственен индивидуализм, отрицание. Вместе с тем им присущ элемент, пусть и отрицательный, но объединяющий их и составляющий своего рода религию. Это ненависть к Власти как принцип". Адептов этой секты, этой религии еще называли "публикой". Поэт Аполлон Григорьев утверждал: "Публика – это нравственное мещанство".
Русский мыслитель второй половины XIX века К.Н. Леонтьев в своих определениях более эмоционален и лапидарен: "Публика наша легкомысленна, пуста, впечатлительна и дурно воспитана, а нашим адвокатам и прокурорам нужно сделать карьеру, обнаружить ораторские способности (между прочим, ввиду воображаемой возможности громить ответственных министров, ибо никому так конституция не выгодна, как ораторам). Да, особенно демагогия нужна в переломные моменты судьбы государства...
"Интеллигенция русская стала слишком либеральна, т.е. пуста, отрицательна, беспринципна. Сверх того, она мало национальна, именно там, где следует быть национальной. Творчества своего у нее нет ни в чем <…> Народ рано или поздно везде идет за интеллигенцией", – писал Леонтьев в 1881 году. Сказано почти 140 лет назад, потому считать вопрос о предательской сущности интеллигенции не изученным нельзя. История подтвердила пророчества своих мудрецов. Народ и в 1917-м, и в 1991 году пошел за адвокатами, ораторами-демагогами и газетчиками (все профессии выбраны из списка "любимых" Леонтьевым).
Об интеллигенции рассуждал и Сергей Есенин: "У собратьев моих нет чувства родины во всем широком смысле этого слова, поэтому у них так и не согласовано все. Поэтому они так и любят тот диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния, ради самого кривляния".
Со знанием дела Александр Блок рассуждал о двух реальностях России. В труде "Народ и интеллигенция" указывал на различие: если народ воплощает в себе "волю к жизни", то интеллигенция пропитывается "волей к смерти". И понимать последнюю надо не только как разврат, богоборчество или самоуничтожение, но и как уничтожение всего вокруг по принципу "после нас хоть потоп". Требуется идея, иное, высшее начало, – к такому выводу приходит А. Блок уже в 1908 году. И по большому счету эту идею для интеллигенции привнесут в Россию большевики – неслучайно самым плодотворным этапом станет для "образованного класса" советский период.
По мнению Блока, последним знаковым явлением на "недоступной черте" (выражение Пушкина), связующей и разделяющей народ и интеллигенцию, стало явление Максима Горького.
Максим Горький плотно касался взаимоотношений народа и интеллигенции во множестве своих как художественных ("Жизнь Клима Самгина"), так и публицистических произведений ("Заметки о мещанстве", "Разрушение личности", "С кем вы, "мастера культуры"?". Горький утверждал, что для понимания психики: "Позиция интеллигента в жизни была столь же неуловима, как социальное положение бесприютного мещанина в городе: он и не купец, не дворянин, не крестьянин, но может быть и тем, и другим, и третьим, если позволят обстоятельства". То есть "ни в городе Богдан, ни в селе Селифан". Тут требуется уточнение к словам Горького "но может быть и тем, и другим, и третьим" – может, но не хочет, и никакие обстоятельства не будут тому причиной. Интеллигент третьего и четвертого поколения скорее умрет с голоду, чем станет крестьянином, потому что презирает труд, особенно физический. Трудящийся человек для него – "неуловим, непонятен и внушает интеллигенту спутанное чувство робости перед ним, удивления и еще каких-то ощущений, которые интеллигенту не хочется и трудно определить, но в которых мало лестного для мужика" ("Разрушение личности").
Кстати, именно Горький впервые заговорил о поколениях интеллигенции, утверждая, что истинно творческое и трудовое начало характерно только для интеллигента первого поколения. Далее в действиях и мировоззрении интеллигентов возможна гнильца (разврат, предательство, богоборчество). Определения Горького столетней давности весьма актуальны и сегодня.
"Современного литератора, – пишет Горький в статье "Разрушение личности", – трудно заподозрить в том, что его интересует судьба страны. <…> для них родина – дело, в лучшем случае, второстепенное, что проблемы социальные не возбуждают их творчества в той силе, как загадки индивидуального бытия, что главное для них – искусство, свободное, объективное искусство, которое выше судеб родины, политики, партий и вне интересов дня, года, эпохи. Трудно представить себе, что подобное искусство возможно…". Оно не только возможно, но очень даже процветает, если судить по современному литературному процессу. Как будто о нынешних лидерах продаж писал Горький: "…для всех их одинаково характерна чрезмерно легкая возбудимость психического аппарата, быстрая смена его возбуждений, настроения угнетающего свойства, отрывочный ход идей, социальная тупость…"
В том, что литература и искусство начала ХХI века являются нерасторжимой частью культуры начала века ХХ, нет ничего удивительного. И та и другая отражают схожую капиталистическую действительность, основанную на достижении наживы любой ценой, преклонении перед сильными мира сего, презрении к людям труда, очернении истории страны.
Раз за разом Горький восхищает читателей ХХI века пророчествами: "На Руси великой народился новый тип писателя, – это общественный шут, забавник жадного до развлечения мещанства, он служит публике, а не родине, и служит не как судия и свидетель жизни, а как нищий прислуживает богатому. <…> Современный русский "вождь общественного мнения" утратил презрение к пошлости: он берет ее под руку и вводит в храм русской литературы. <…> Он научился ловко писать, сам стал фокусником слова и обнаруживает большой талант саморекламы. Да, способностью к саморекламе интеллигент ХХI века обладает уникальной. Понимает, что важны не столько талант, знания, жизненный опыт, а количество выходов на экран. Массовая культура признает только тех, кому покровительствуют хозяева жизни, и современный художник благоволит хозяину. Так было и раньше: "…работа интеллигента всегда сводилась – главным образом – к делу украшения бытия буржуазии, к делу утешения богатых в пошлых горестях жизни".
Такой видит "работу" интеллигенции Горький в статье "С кем вы, "мастера культуры"?". И этот итог может послужить неким ответом на слова Хинштейна: "Под улюлюканье этих мастеров одну страну мы уже профукали. Настал черед страны нынешней…"
Какой же поставить знак вместо многоточия? Вопросительный или восклицательный? Исторические факты да приведенные мнения великих русских мыслителей не дают повода для оптимизма.