Максим СОКОЛОВ, "Известия", 12 февраля

Слово "война" применительно к сегодняшней международной обстановке только ленивый не употреблял, что совсем обессмыслило термин. И словесные перебранки - война, и бряцание оружием - война, и очередная "Решительная сила" - тоже война. Между тем и перебранок, и бряцания, и карательных операций с идиотскими названиями хватало и прежде, но тогда войну всуе не поминали, а теперь поминают почем зря. С одной стороны, это неверно. Войны в смысле 1914 и 1939 года, т.е. катастрофического обвала истории, пока не произошло. Конечно, от бушевского "Шока и трепета" может в результате вострепетать все человечество, как довелось ему вострепетать от плана Шлиффена - но, может, Бог и помилует.

С другой стороны, ощущение чего-то очень нехорошего в воздухе является всеобщим. Наступающая весна 2003 года воспринимается как нечто совсем отличное от глупостей и гадостей лет предшествующих, отсюда и разговоры о войне - за скудостью языка и неумением подобрать более точное определение. Между тем оно есть. "Последние недели мира" - так называется в учебниках истории картина, наблюдаемая сейчас в режиме реального времени. По характеру действий лиц, подвизающихся на подмостках всемирной истории, - это что-то вроде месячного интервала между сараевскими выстрелами и 1 августа 1914 года.

Один из признаков - чрезвычайное сгущение и убыстрение событий. Дипломатия переходит в авральный режим. Послы, министры, главы государств контактируют между собой 24 часа в сутки, обмениваясь все новыми и все более взаимопротиворечащими посланиями и предложениями. Параллельно (о чем, правда, не сообщается) в сходном режиме работают и генеральные штабы.

Второй признак - быстрая хаотизация обстановки. В отличие от кризисов времен холодной войны, когда сверхдержавы тоже периодически пробовали друг друга на излом, однако на блоковой структуре мира это никак не сказывалось, и НАТО, и Варшавский Договор оставались в прежнем качестве, в последние недели мира ни о какой блоковой устойчивости говорить невозможно. Коалиционные наметки складываются и тут же рассыпаются. Дипломатический аврал тем и объясняется, что вдруг делается совершенно непонятно: кто, как, в каком случае и на чьей стороне выступит. Кого-то склоняют к союзу, кого-то убеждают сохранять нейтралитет и не вмешиваться, кто-то сам лезет в союзники, кто-то до последнего держит карты закрытыми. В итоге таких многосторонних действий полный международный хаос воцаряется еще до первых приграничных выстрелов.

Третий признак - на глазах меняющееся целеполагание. Изначальные достаточно частные и конкретные цели (призыв к ответу убийц эрцгерцога, иракская нефть, Данциг, разоружение Саддама) в течение коротких недель превращаются в не более чем пропагандные ярлыки, а речь начинает идти о вещи куда более принципиальной - о воле к власти. Одни державы настаивают на своем праве добиваться нефти, Данцига, торжества свободы во всем мире etc любыми средствами и ни с кем не считаясь, другие державы требуют, чтобы с ними считались, и речь быстро переходит от частного к всеобщему - кто будет в Европе (прежде) или в мире (теперь) всевластным гегемоном, чья воля не ограничена ничем.

При столь стремительно возвышающихся ставках - для всех участников кризиса отступить и смириться означает существенно ухудшить свои позиции сравнительно с докризисной ситуацией - в какой-то момент точка возврата оказывается позади, и кризис развивается неуправляемым образом. Выбирая между грядущей неизвестностью и сегодняшним гарантированным унижением участники хаотической ситуации предпочитают подвергнуться неизвестности. Никто не желает отступать, и настает 3 августа 1914 г. или 3 сентября 1939-го.

Или не настает, как это может случиться сегодня. Обеих мировых войн можно было бы избежать, отступи хоть одна из сторон конфликта. Австрия захватила бы Сербию, рейх - Польшу, страх перед мировой бойней оказался бы сильнее, и прочие державы ограничились бы дипломатическими демаршами. Примерно то, чем скорее всего кончатся нынешние последние недели мира, - миром же. Но мир этот будет весьма специфичен - да, без многомиллионных смертей и разрушений, но с полностью сломанной системой международных отношений, с хаотической чересполосицей временных альянсов, с утратой традиционных сфер влияния и перманентным новым их переделом. Хаос последних недель мира, когда все ускоренно перестраивается, на самом же деле - попросту ломается, не проходит даром при любом исходе кризиса.