Азамат Ибраев
Казахстан стремительно входит в полосу экономической турбулентности. Девальвация национальной валюты, сложность интеграционных процессов, сырьевой характер производства стали факторами, усложняющими нашу борьбу с кризисом. С другой стороны, считает доктор экономических наук, профессор, академик, ректор университета "Туран" Рахман Алшанов, тот же самый интеграционный вектор предоставляет стране новые возможности, а некоторые меры, предпринятые президентом и правительством, смогут смягчить последствия потрясений. – Рахман Алшанович, насколько, на ваш взгляд, интеграционные процессы в рамках ЕАЭС помогают Казахстану преодолевать кризис, а насколько являются осложняющим фактором? – Интеграционные процессы в мире происходят давно, и все прекрасно понимают их преимущества. Само создание Всемирной торговой организации, снимающей барьеры на пути продвижения товаров и услуг между странами, было весьма действенной формой интеграции. Объем мировой экономики растет, он превысил 80 триллионов долларов, объем международной торговли превысил 21 триллион, то есть практически каждый четвертый товар производится для продажи за рубежом страны происхождения. Естественно, что при подобных оборотах требуется создание условий, от которых выигрывали бы и производители, экспортирующие продукцию, и потребители, получающие доступ к товарам, качественным и по адекватной цене. С созданием ВТО проблемы устраняются, поскольку до этого они существовали, имелись препоны продвижению товаров в виде высоких пошлин и так далее. В последние годы было основано свыше ста всевозможных экономических и таможенных союзов, точно также силу набирают региональные союзы. Например, НАФТА, союз, объединивший США, Мексику и Канаду. Или, если мы посмотрим на Евросоюз, то увидим, что несмотря на проблемы с Южной Европой, Грецией, они сохранили интеграционные нормы, убедили Грецию принять правила игры. И на сегодня по объему экономики ЕС превосходит и Китай, и США. Аналогичным образом формируются и союзы Юго-Восточной Азии, в тихоокеанском регионе США создают новый союз и подобные процессы идут по всему миру. На территории же бывшего Советского Союза всегда была зона свободной торговли, основанная на льготных условиях, что в немалой степени способствовало возрождению национальных экономик после распада единого государства. И даже то, что на днях приняли решение исключить Украину из зоны свободной торговли, что Украина восприняла нервно, скажем так, можно объяснить. На заседании ЕАЭС было заявлено: если вы хотите работать с нами, принимайте наши правила, иначе получается – вы и в европейском регламенте, и в нашем, что создает вам дополнительные конкурентные преимущества. Безусловно, на начальном этапе Таможенного союза динамика была очень высокой. Казахстан увеличил поставки в Россию в четыре раза, Россия в Казахстан – в три раза. Сегодня же появилось много негатива, некоторые говорят, зря, мол, вступили в ЕАЭС… Во-первых, от кризиса никто не освобожден. В качестве примера – экономика той же Бразилии рушится, переживает начальный период резкого спада. Китай замедлил темпы роста с 7,3% до 6% – и мир встревожен. Потому что один "китайский процент" – это 120 млрд. долларов, что весьма существенно. Добавьте еще два процента – и вот вам весь объем экономики Казахстана. Россия так же, к большому сожалению, находится в рецессии. Там уже мечтают достигнуть, наконец, дна, но когда это проклятое дно будет достигнуто, никто не знает, и идут разговоры о том, что и в 2016 году продолжится падение. Фактически ЕАЭС вступил в действие в самый неблагоприятный период. Возможно, это даже хорошо. Мир уходит от сырьевой экономики. Двадцать лет добывающие страны боролись за справедливые цены на нефть, добились, а теперь выясняется, что мировая экономика такого не выдерживает. Высокие цены на ресурсы стимулировали появление новых технологий, в том же Китае в течение последних лет шла интенсивная работа в данном направлении. В итоге в прошлом году КНР впервые обогнала Японию по поставкам легковых автомобилей, а в этом году по поставкам высокотехнологичных товаров – неслыханная вещь. То есть в Китае многолетние усилия по развитию секторов экономики, диверсификации производства принесли свои плоды, но спрос на сырье начал уменьшаться. Цены упали – на медь, на железную руду, цинк, алюминий, все виды металлов. Естественно, что Казахстан, как один из главных поставщиков, сильно пострадал. Должен отметить, что в мире был создан миф растущего Китая, и все в него поверили. Никто не заметил изменения ситуации. Очень многие добывающие страны – Перу, Чили, Австралия, Саудовская Аравия, Россия, были ориентированы на Китай. И нефтью китайская экономика уже насытилась. Сегодня баррель нефти становится опасней бочки с порохом. В России, безусловно, есть диверсифицированные компании, как, допустим, "Газпром нефть", которые сами добывают, перерабатывают и продают, с падением цен они даже получают внутренний доход. Но таких мало. А пресловутое ценовое дно все опускается – при 20-30 долларах за баррель экономика России будет продолжать падать. И ценовое нефтяное дно находит не в руках РФ, оно находится в руках Саудовской Аравии, у которой самые низкие издержки производства нефти. На некоторых аравийских месторождения себестоимость сырья два-пять долларов за баррель. То есть для них и 20 долларов за баррель при продаже вполне нормально. Хотя у них 86% бюджета зависит от реализации нефти, они как фанатики идут на подобные меры, чтобы сохранить рынок. Таким образом, в борьбе за рынки все поставляют дешевую нефть и вредят сами себе, но иначе добывающие страны поступать не могут. Не сохранишь рынок – его захватят. Потому и строятся трубопроводы, "Сила Сибири" – это, по большому счету, "Сила Китая". Добывающие страны считали, что КНР будет поглощать ресурсы, потому не развивали остальные секторы своей экономики. Когда цены упали, все встрепенулись. Наступает определенный, неизбежный этап циклического развития, когда придется задуматься о смене ориентиров. Что в данном случае происходит с Казахстаном? Три нефтяных компании ежегодно платили по пять триллионов тенге налогов, по соглашению о разделе продукции в бюджет поступали сверхдоходы, из них мы формировали фонды, но это положение оказалось под угрозой. – Как можно предотвратить постоянные столкновения наших и российских предпринимателей на рынках сбыта? – Сложностей здесь добавило то, что в условиях снижения курса рубля и цен, россияне резко увеличили поставки своей продукции в Казахстан. Наши предприятия стали останавливаться, упало производства мяса птиц, яиц, молока. Молочники Костанайской области говорили, что выливают молоко на землю. Получилась "маленькая торговая война". В Китай Россия продукты поставлять не может, там свой рынок, в Европу тоже нет – санкции, Украина отпадает, в Африку или Америку не поставишь, Средняя Азия рынок не слишком емкий, потому Казахстан оказался одним из магистральных направлений. По идее, конечно, мы должны быть заинтересованы в поставках дешевой продукции. Однако за последние десятилетия у России и Казахстана сложился практически одинаковый перечень производимых товаров. И они, и мы производим нефть, газ, металлы, руды, сельхозпродукцию – выстроилась одинаковая структура. Давно нужно было поставлять товары, которые не производятся в РФ, но ничего в этом направлении не предпринято. В принципе, сейчас мы обречены на столкновение интересов и "торговые войны". Но что можно было сделать? Закрыть границу? Разумеется, нет. Приходится работать с тем, что имеем на сегодняшний день. На недавнем заседании ЕАЭС говорилось: товарооборот упал на 30%. Покупательская способность россиян также снижается, растет уровень бедности, товары есть – покупателей нет. Сложный период заставляет всех нас снять розовые нефтяные очки, начать рассматривать нефть как обычный товар. В мире на сегодня порядка 50 нефтедобывающих стран, у многих из них сокращается добыча. От "проклятия ресурсов" нужно постепенно отходить, как известно, оно приводит к перекосу, однобокости экономики. И в тяжелых нынешних условиях для ЕАЭС настает "час истины". Потому на встрече президенты и другие участники говорили об острой необходимости создавать совместные производства. Нужно создавать реальные проекты, и в прошлом мы это вполне умели делать: каждый второй самолет в мире производился в СССР, республики как-то избегали "перекрестного" производства. Были собственные высокие технологии, осваивался космос. Переориентация неизбежна, поскольку и в дальнейшем в мировом масштабе будет снижаться потребность в сырье, в том числе, в энергоносителях. Конечно, Казахстану необходимо активно разрабатывать индустриально-инновационные программы. Хороших проектов по ним немало, но, думаю, нужно было, кроме прочего, ориентироваться на высокую эффективность. Сейчас в правительстве говорят – спрос упал на 20% и более в таких-то секторах и предприятиях. Хочется спросить, а как вы считали раньше? Нужно было создавать мобильные производства, и производства законченного цикла. Ввозим сгущенное молоко, сметану, а у нас своего сырья хватает. Еще необходимо изменить систему образования. Мы готовим кадры для низшего звена слесарей и комбайнеров, готовим инженеров, обслуживающих технику, но мы не готовим тех, кто создает что-то новое – креативщиков, если можно так сказать. Мы постоянно говорим об инновационной революции, но ее создателей не готовим. Вузы штампуют бакалавров, через год работы они увольняются, а мы штампуем новых. Количественный подход к образованию приводит к подобным нежелательным результатам. Таким образом, высшее образование фактически не создает кадрового потенциала для прорыва индустриализации. И еще: некоторые вузы и НИИ получают большие деньги, но до сих пор продолжают работать и отчитываться по советским методам – по количеству опубликованных статей и проведенных конференций. А где же созданный инновационный продукт? Допустим, бюджет КазНУ им. аль-Фараби 15-17 млрд тенге, сумасшедшие деньги по сравнению с прошлыми временами, но вала инноваций мы не наблюдаем. Безусловно, главный "продукт" вуза – кадры, но в тоже время лаборатории университета должны приносить государству доход в виде научных разработок и новых технологий. Поэтому, когда разрабатывается новая индустриальная программа, должны сразу обеспечиваться и механизмы ее внедрения – и лаборатории, и люди, которые будут ее осуществлять. Должна быть взаимосвязь между наукой и производством, но не всегда хватает системности мышления. Простой пример: Казахстан завозит на 180 млн долларов всевозможных кондитерских изделий. При этом у нас есть свои сахар, мука и масло – почему же так происходит? Потому что есть одна-две известных компании, делающие и реализующие подобную качественную продукцию, но их должно быть намного больше – сотни компаний должны выходить на рынок, как это происходит в Германии, в других европейских странах. В той же Швеции инновационных компаний среди малых предприятий 80%, а у нас сколько? Отсюда вывод: будущее ЕАЭС в создании совместных, высокотехнологичных производств и в минимизировании конкуренции между странами-участниками. Но вот уже сейчас Россия наращивает производство "быстро созревающего мяса", в основном птицы, и Казахстан делает то же самое – в будущем мы неизбежно на этом рынке столкнемся. В тоже время Россия по-прежнему делает ставку на, допустим, лесозаготовку, когда можно создать в Петропавловске совместное предприятие и выпускать ламинат, паркет, другие изделия из дерева. Создать по периметру наших границ целую сеть мебельных предприятий. Пока же мы ввозим элементарную ДСП из Китая, Польши, Прибалтики. Завозим продукции в целом на 41 млрд долларов, а по моим подсчетам, до 80% можем производить сами, и в составе ЕАЭС. Кроме, пожалуй, особо высокотехнологичной продукции наши страны в состоянии обеспечить всю линейку собственных товаров. Иначе вначале открыли границы, потом начали строить внутри какие-то препятствия: то пиво у вас некачественное, а у нас молоко не такое. Мелкие придирки, обусловленные конкуренцией, которые со стороны выглядят как "разногласия в ЕАЭС". На самом деле, бизнесмены, поддерживающие у них губернаторов, у нас – акимов, говорят: вот мы вас поддерживаем, а вы ничего не предпринимаете, давайте, избавьтесь от конкурентов. Также можно регулировать производство потенциально конкурентной в рамках ЕАЭС продукции квотами, как это происходит, допустим, в Евросоюзе. Совершенно просто договориться о том, сколько на наши территории нужно того же молока или масла, чтобы не толкаться локтями. Нужно создать единые молочные, зерновые, другие "продуктовые" пространства, иначе завтра разговоры о том, "зачем нужна эта интеграция, раз мы постоянно вставляем друг другу палки в колеса?", только усилятся. Пока же политики договорились, правительства промолчали, бизнесмены сделали по-своему, а в результате страдают потребители. Между тем, идет нормальный период притирки в региональном объединении, мы должны понять, на что способны, где у нас точки соприкосновения, где точки столкновения, и выработать внятную и действенную стратегию. Причем хочу подчеркнуть – с подобными трудностями Казахстан столкнулся бы вне зависимости от членства в ЕАЭС. Россия вступила в ВТО, мы тоже, конкуренция и притирки просто неизбежны. Идея ЕАЭС заключается в будущем развитии, а пока мы только дверь приоткрыли. – Огромное влияние на экономику Казахстана оказала девальвация тенге. Какие, по вашему мнению, последствия обрушения нацвалюты нас ожидают в будущем? – Любая национальная валюта – зеркало экономики страны. Искусственный рост цен на сырье привел к появлению "королевства кривых зеркал". Конечно, девальвация должна была состояться вовремя, возможно, она должна была быть плавной. Сейчас многие говорят о том, что ряд физических и юридических лиц скупали валюту. Зная о девальвации заранее, они скупили около 40 млрд долларов, "продавили" обрушение курса и получили доход. И будут получать его в дальнейшем, если курс продолжит снижаться, при этом ничего не делая. Если подобное действительно имело место, то Национальный банк обязан был заметить скупку и потом провести расследование и наказать виновных. Существует антимонопольное регулирование, и если в скупке валюты принимало участие порядка 20 участников, которые через банки "выкидывали" деньги, то это сговор, и его необходимо пресечь. Это олигополия. Олигополия должна контролироваться антимонопольным ведомством, а где это ведомство во всей этой истории? Оно что-то заявило? Его как будто бы и нет. Например, в США "Фольксваген" нарушил законодательство – выставили многомиллиардные штрафы, немецкие "Коммерцбанк" и "Бундесбанк" тоже заплатили огромные штрафы. А у нас никто наказания не понес. Безнаказанность приводит к тому, что правильная идея обесценивания тенге – потому что курс все-таки должен регулировать рынок – так вот, эта идея "девальвируется". Инструменты для приведения в чувство тех, кто скупал валюту, есть, Путин даже в аналогичной ситуации предлагал отзывать лицензии. Реакции контролирующих органов не видно, а банки скупили валюту, и теперь предлагают брать валютные кредиты, но никто не хочет, поскольку если завтра курс начнет опять "взлетать", то кому оно нужно? Тенговой же денежной массы нет. Банки обращаются к Нацбанку, а тот им отвечает: продайте валюту и будет вам тенге. В итоге в проигрыше предприниматели и население. В условиях падающего покупательского спроса, предприниматели не могут брать кредиты под заоблачный процент, не могут гарантировать прибыль такого объема. Создалась непростая ситуация, мы вступили в очень сложный период. Я бы назвал свободное плавание тенге плаванием в ледяной "шоковой" воде, потому что Национальному банку, как мне кажется, не хватает профессионализма. Дополнительно складывается ощущение, что министерства нашего экономического блока в растерянности, от правительства выдвигается стандартный набор рекомендаций, в нем не содержится серьезных, концептуальных вещей. В данной ситуации, как мне представляется, правительство и Нацбанк должны работать, засучив рукава, а эти призывы к доверию к тенге… как можно обеспечить доверие при подобных скачках курса? Что касается прогноза, то если цены на нефть будут падать, возможно дальнейшее падение тенге на 20-30%, даже на 50%. Что, в свою очередь, означает – мы должны быстро и интенсивно развивать недобывающие секторы экономики. А чтобы ослабление тенге замедлилось, Нацбанк должен разобраться в происходящем, и не только решать вопрос – скупать-не скупать, а применить законодательные меры. Понятно, что многое делается за закрытыми дверями, в правительстве сидят лоббисты банков, и получается, что тот, кто должен приструнить, сам льет воду на мельницу. И утечка информации о готовящейся девальвации, думаю, была из того же источника, поскольку Келимбетов не был заинтересован в обрушении, и говорил, что правительство поставило его перед фактом. Значит, есть лоббирующие структуры, и мы должны учитывать их влияние, недаром в западных странах подобная практика жестко преследуется. Лоббисты разрушают и деформируют рыночные отношения, нарушают принцип равенства для производителей, принцип равенства доступа к ресурсам. Не стоит, вероятно, подчеркивать, что деформация экономических и социальных отношений может привести к политической деформации. – Как можно охарактеризовать меры, предложенные в программе "Нурлы жол" и последнем Послании президента, и направленные на преодоление кризиса? – Если посмотреть на историю борьбы с кризисами, то программа "Нурлы жол" и меры, заложенные в Послании, относятся к эффективным методам. Возьмем для примера один из самых страшных с точки зрения последствий кризис: Великую депрессию в США. Во время депрессии Рузвельт начал активно развивать сектора, в которых сосредоточен наивысший процент занятости. Государство – крупный покупатель и крупный производитель, оно должно создавать рынки, поэтому крайне эффективным представляется обозначение в "Нурлы жол" ремонта и строительства дорог, которые у нас давно требуют повышенного внимания. В последние годы в этом направлении многое делается, и подвижки имеют ярко выраженный мультипликативный эффект. Сразу поднимается производство битума, песка, гравия, асфальта, в этих секторах получают стабильную зарплату, тянут за собой пищевую промышленность и другие потребительские сферы. Также очень верное решение – развитие фонда "Даму", где бизнесу предоставляются доступные кредиты. Проблема нашей экономики – дорогие и "короткие" кредиты, через фонд "Даму" она в какой-то мере устраняется. Здесь загвоздка заключается в том, что, как сказал президент, квазигосударственный сектор, в том числе холдинг "Байтерек", превратился в сегмент очень громоздких структур, завел себе массу "дочек", "внучек" и "правнучек". Это вновь создает неравные условия для бизнеса, плюс никто толком не знает, какие деньги крутятся в квазигосударственном секторе и какой от них конечный эффект. В этом секторе и в секторе нацкомпаний получают гигантские бонусы, а потом вдруг выясняется, что "КазМунайГаз" может стать банкротом. Как это стыкуется с тем, что в годы высоких цен на сырье у данной компании рентабельность была до 500%? Значит, настолько плохой менеджмент, что довел дела до подобного состояния? Получается, нам лишь демонстрировали благополучие – на выставках и презентациях, но в действительности положение было, как говорится, швах. В своем послании и в программах президент сделал несколько принципиальных заявлений. Во-первых, мы будем развивать рыночные меры и рыночные сектора. У нефтяных производств убирается господдержка. Во-вторых, впервые принимается оптимальная процедура банкротств. За рубежом мы видим примеры того, как банкротства дают положительный эффект – "Дженерал Моторс", "Боинг" были на грани банкротства и даже целые города, тот же Детройт. Закон о банкротстве и несостоятельности защищает предприятия от расхищения, предоставляет льготный режим по налогам и так далее. В итоге предприятия, получив такой "отдых", вновь поднимаются. У нас же в прошлом закон о банкротстве был нужен только для того, чтобы побыстрей предприятие продать. В целом в президентских программах закладывается модернизация всех рыночных отношений, фактически мы вступаем в их более зрелый этап. В свою очередь, оздоровление финансовых и рыночных отношений должно перевести общество на новый уровень. И в условиях плавающего курса тенге, дефицита государственных денег, рынок должен заполнить бизнес, должны разрабатываться идеи, как и что можно производить. Но и "гримасы" рынка должны устраняться, иначе в правительстве нам заявляют – НПЗ, мол, на грани банкротства. Извините, а на каком основании? Если нефть дешевеет, ищите выгодные предложения, обеспечивайте конкурентную цену. Мы вступили в ВТО – можем, например, в Иране покупать бензин дешевле, Иран нам готов поставлять. Нужно учиться считать деньги, повышать рентабельность производства, не зарабатывать на накрутках, не требовать господдержки, заявляя: никого не пускайте на рынок, дайте все мне. Президент говорил: 600 млрд. тенге выдали на образование аграрных производств, и где эти деньги, кому их выдали, где отдача? Есть частные предприятия, у которых рентабельность выше средней в три-шесть раз, они сами инвестировали, никто не ворует, коровы чистые, как в аптеке, а где те, кто получил средства, где их продукция? Наступает время наводить везде порядок и следить за каждым тенге. Живут же без нефти Киргизия, Белоруссия, Япония, Венгрия, Чехия, большинство стран, на самом деле, живут без продажи сырья. Сейчас доходит до того, что в одной из областей порядка 80% бюджета составляют дотации, а в каком-то сельском регионе, я недавно прочитал, только что открыли первую парикмахерскую – как на другой планете, честное слово. Три региона в стране имеют статус донора – в Алматы нефти нет, металлов нет, и город в числе доноров, потому что бизнес не сидит на месте. Потенциал у Казахстана огромен: по добыче сырья на душу населения мы занимаем шестое место в мире, по производству продовольствия – третье. Есть база, есть образованные люди, несмотря на "бедность", казахстанцы владеют пятью миллионами автомобилей. Просто нам нужно очнуться и учиться жить не на откаты, а на доходы от работающих, технологичных производств, от малого и среднего бизнеса, и преодолевать инерцию мышления. |