Адольф Арцишевский

…Больше я такого пламени в жизни не видел. Оно было цельным, яростным и всеохватным. Оно рвалось из недр здания, было вдвое выше его. Во всю ширь, на квартал. Пламя было багрово-синего цвета и ревело, как зверь. Я во все глаза с восторженным ужасом смотрел на эту смертельную вакханалию огня, пока меня и всех цепенеющих от зрелища зевак не шуганули прочь грозным окриком.
Вопреки заверениям Воланда, де-мол, рукописи не горят, мы-то знаем: горят - увы! - горят. Но во время оно, когда я представил себе сокрушенного Гоголя, бросающего в камин втором том "Мертвых душ", я посочувствовал ему. Толстая кипа бумаги не хотела воспламеняться синим пламенем. И Николаю Васильевичу пришлось шуровать кочергой, чтобы расшевелить пламя. Бессмертная рукопись не хотела поддаваться огню. Неслучайно там многие фрагменты удалось все же спасти от огня. Но…
Свидетельствую: кинопленка горит отменно. Горит в полнеба, озаряя ошеломленную память. Но… но странное дело, нигде в мемуаристике Казахстана я не встретил упоминания о том грандиозном пожаре. Даже у Людмилы Енисеевой об этом ни звука.
А я был мизерный, но классический зевака, примчавшийся раньше пожарных поглазеть на пожар. Только меня там не хватало! Но меня там действительно, согласитесь, не хватало, иначе кто бы 80 лет спустя написал бы про все про это. Помню, отчего-то с одышкой верещали пожарные машины. Не слыша и не слушая друг друга, что-то кричали вдруг обезголосившие люди. Лишь пламя работало на всю катушку. Говорят "языки пламени". Пламя было не языкастым, пламя было сплошным, огромным и звероподобным, как разъяренный мамонт. Крыша вопила, корчилась от боли и не могла сбежать. Я был ничтожно мал, как стрекоза какая-нибудь, как цикада или кузнечик. Я был бос и раздет, всю обувь мою составляли тикающие цыпки, а всю одежду несмываемый летний загар.
Пытаюсь соотнести событие с системой координат во времени. 42-й? 43-й? Или 44-й год? Если пожар произошел во время съемок "Ивана Грозного", то почему тогда об этом ни звука у Эйзенштейна? Может, именно после пожара съемки переместили в здание, которое потом, в 45-м, облюбует для будущего ТЮЗа Наталия Сац. А может, это произошло и вовсе в 41-м. Коренчук говорит, вообще в 45-м. Кто скажет правду, Бог весть. Мне кажется лишь одно, температурный режим на съемках "Ивана Грозного" порою был подобен тому пожару.
Мне почему вспомнилось это? Волею судеб мне на отзыв была вручена книга со странным названием "Муви". Я смотрел на обложку книги с недоумением, пока Валентина Ивановна Андриасян из Хьюстона по вотсапу не объяснила, что "муви" в переводе с английского "кино". Тогда все устаканилось. Ведь в книге речь шла именно о кино в самом глубинном понимании этого слова. О съемках второй серии "Ивана Грозного". О той нервической взвинченности, которая была неизбежна.

В силу своего возрастного статуса я взял книгу в руки не без скепсиса. Сделать рецензию - ни сил, ни времени. Убить время на прочтение сомнительного опуса… Но у меня времени как такового осталось ничтожно мало, оно заранее рассчитано на неотложные и крайне важные дела. Идет работа над книгой о Рубене Андриасяне, человеке знаковом для Казахстана. Человеке, без которого театральная жизнь ХХ века (да и первой четверти ХХI) непредставима. Наполовину книга уже написана. Отвлекаться не имею права.
И вот посреди такой оказии я без энтузиазма все же прочитал страницу, другую, третью… А дальше реле времени было отключено. И 288 страниц текста, я затратил на них два дня, легли в основание души. Я читал талантливую книгу талантливого человека и думал о том, как мы расточительно богаты. И даже наша сверхзанятость едва ли послужить оправданием, если человек зароет в землю свой талант. Там все было, наверное, не просто. Фамилия автора не указана, над названием книги стоит ернический псевдоним "К.Оркин". Но книга поражала своей цельностью и завершенностью и требовала к себе повышенного внимания.
Как старый ловелас, давно отправленный на пенсию в силу своего возраста (мне, как ни странно, 86!)… Как старый лев с опаленной гривой (не придирайтесь, любое сравнение хромает), я все свои любимые мною прочитанные книги делю на две категории, используя гоголевский принцип: дама просто приятная и дама приятная во всех отношениях. Так вот "Муви" целиком и полностью во второй категории. И даже сверх того, если это возможно. Как член редколлегии журнала "Простор" (нет, но меня определили в эти члены, и я, наверное, имею на то основания) скорблю лишь о том, что роман "Муви", прежде чем стать книгой, не прошел апробацию в журнале. Ей Богу, это обогатило бы читателей журнала. В романе дан яркий, живой, психологически оправданный репортаж со съемочной площадки кино-шедевра "Иван Грозный", показан во весь рост создатель этого шедевра Сергей Эйзенштейн со всеми человеческими слабостями и закидонами. Показана как бы изнутри зловещая и кропотливая работа (sic!) абвера. Напомним, события происходят в 1943 году в глухом, далеком от фронта тылу, в как бы забытой Богом Алма-Ате, где готовится покушение на создателя фильма об Александре Невском. Эйзенштейн столь убедительно показал изнанку тевтонских псов-рыцарей, что стал личным врагом фюрера. Так что и детективная оснастка романа тоже на должной высоте. Остается лишь удивляться и сочувствовать тем подвижническим усилиям Джанибека Сулеева, что радеет за судьбу безвестного романа, обреченного в общем-то на читательский успех.