Части: 1, 2, 3, 4

Еркен АЙБАСОВ, "Аграрный Казахстан", 5 декабря

5. Первый киргизский союз кооператоров "Бирлик" (Атбасар, 1918 год)

… И вот Биркей в родном городе, где прошли его золотые школьные годы, где осталось много верных друзей детства, где впервые познал волнующее чувство первой любви, где начал трудовую деятельность.

Казахский уездный комитет вводит его в продуправу, а затем его избирают председателем от казахского населения уезда. На уездном съезде представителей казахских потребительских обществ он избирается в состав правления кооператива "Бирлик", а позже становится управляющим. Это был первый киргизский союз кооператоров, так отмечается в архивном фонде кооперативных объединений Западной Сибири (Центросоюза).

Кооперативное движение до революции приобрело широкий размах. Этому способствовал Закон "Об учреждениях мелкого кредита", вышедший в 1895 году - в год рождения Биркея. К 1917 г. количество кредитных товариществ достигло 12 тысяч, наряду с более чем четырьмя тысячами ссудно-сберегательных касс. По числу кооперативов и их членов (до 10,5 млн. человек), с годовым оборотом 1 млрд. рублей, русская кредитная кооперация вышла на первое место в мире.

Жемчужиной кооперации была Западная Сибирь, куда входили области Северного Казахстана. Союз маслоделательных артелей, насчитывающий более 20 тысяч предприятий, объединял к 1918 году около 600 тысяч хозяйств с тремя миллионами голов скота. В 1917 году Союз экспортировал 2,4 млн. пудов, или 38,4 тысячи тонн масла. Продукт сибирских кооператоров завоевал Лондонский рынок, отправлялся даже в США. Заготовка мяса, шерсти достигла мировых рубежей. Такой размах кооперативного движения подвиг инженера-строителя Чуйских трактов на Алтае Вячеслава Шишкова написать яркий, самобытный роман "Угрюм-река", героями которого стали сибирские мужики с их медвежьей хваткой, со звериным упорством добивающихся заветной цели.

Но, как часто бывает в России, инициативных выскочек уничтожают, и преуспевающее дело погибает. "Бьют по шляпке того гвоздя, который торчит выше всех" - гласит японская пословица.

"Рослые сибирячки, которые выносили на станциях жареных кур и поросят, молоко в бутылках и горы печеного хлеба", - по воспоминаниям Троцкого, укрепили его в необходимости разрушить до основания старый мир и посвятить свою жизнь революционной деятельности. Подобные заявления и смертельно враждебное отношение коммунистов к потреблению, к "мещанскому благополучию" вызывали у Биркея глухое раздражение и неприятие. Для чего тогда делали революцию? Разве не для того, чтобы народ чувствовал себя сытно и комфортно? Казахский народ еще никогда не жил свободно и в достатке, а шариат и без того накладывал всевозможные ограничения и воздержания.

В условиях революционных преобразований и надвигающейся гражданской войны потребительская кооперация была поставлена в тяжелые условия - рушились рыночные, финансовые связи, и управляющему Б. Айбасову и членам правления Атбасарского союза "Бирлик" приходилось прилагать громадные усилия, чтобы продержаться на плаву. В этих условиях им удалось создать ряд товариществ, сохранить материально-техническую базу кооперации - магазины, складские помещения, заготовительные и приемные пункты, цеха и, самое главное, Биркей приобрел огромный организационно-управленческий опыт кооперативного движения.

И если в Акмоле Биркей, пройдя сквозь горнило революционных бурь, приобрел навыки политического деятеля, стал идейно зрелой личностью, то в Атбасаре он был организатором, руководителем сельскохозяйственной кооперации.

В конце 1919 года Б. Айбасов подал заявление о вступлении в ряды компартии и в 1920 году был принят. В партию его рекомендовали люди, которые впоследствии занимали ответственные посты в республике, а в 1937-1938 годах были репрессированы: это Хасен Нурмухамедов (нарком здравоохранения, казнен 25.02.1938 г.), Хамза Юсупбеков (нарком юстиции, земледелия, расстрелян 25.02.1938 г.), Сеит Назаров (член Казкрайкома, репрессирован).

Трудно сказать, насколько идейным коммунистом он был, но в партию Биркей вступил скорее всего для того, чтобы быть в центре всех событий. Общественный темперамент не позволял ему быть пассивным наблюдателем. Как раз в 1919 году была принята вторая Программа РКП(б). Задачи же пролетарской диктатуры, ее отношение к подавляющему большинству населения - к среднему крестьянству - вызывали у него много вопросов.

От наметанного взгляда управляющего, воспитанного на фермерско-кооперативных началах, не ускользнуло, что нацеленность только на крупные социалистические хозяйства однобока и преждевременна.

Взят курс на союз с середняком и даже уступки ему. Но ничего не сказано о праве крестьянина на самостоятельное, независимое хозяйствование. В соответствии с Программой середняк не будет хозяином, так как предполагалось поголовное обобществление земли в коммунах, и вся барская земля уходила туда.

Наряду с основной деятельностью Биркей, как всегда, много занимается общественно-политической работой - его избирают в члены Атбасарского Совдепа. В 1919 г., когда Советы вторично приходят к власти, его назначают заведующим Киргизской секцией, одновременно он заведует отделом национальных меньшинств. Он также руководил кампанией по Всероссийской переписи среди населения Атбасарского уезда. На некоторое время он был откомандирован в Омск для редактирования газеты "Кедей сазы" - "Голос бедняка". Кроме того, состоял на службе Представительства КАССР при Сибревкоме на должности сначала инструктора, а затем секретаря того же органа.

Время было суровое и горячее. Его назвали впоследствии героическим, и хотя сейчас вся та эпоха зачернена репрессиями и злодействами тоталитарного режима, нельзя отрицать того, что люди тогда работали на износ, энтузиазм их был неподдельным и продиктован искренним желанием приблизить светлое будущее. Все коммунисты находились на строгом кадровом учете. Их часто перебрасывали с одной должности на другую, не давая засиживаться на одном месте. Не каждый мог выдержать этот сумасшедший темп - многие уходили из рядов партии, в то время это еще можно было себе позволить, тяжелых последствий не предвиделось.

6. Безнадежная любовь

В этой круговерти Биркей не забывал о своей первой любви - ведь Мунта, обожаемая ученица, была рядом. Он посвятил ей много стихов и даже поэм. Сохранилась одна из трех (Суиiкты Замандасым / М-та) - "Любимой сверстнице" (М-та). Она состоит из 27 строф, написанных арабской вязью, в ритме рубаи. Некоторые строфы мне удалось перевести на русский язык. Вот они.

За тебя готов я хоть на дно реки.
Я тебя найду повсюду, на краю земли,
Если б ты была на небе - птицей долечу,
Лишь бы ты меня любила, не тая души.

Биркея не смутило то, что Мунту охраняли братья-сорвиголовы, и она за калым была сосватана другому - ведь любовь не только слепа, но и всесильна. Он похитил Мунту, привез в Атбасар и стал с ней жить. В ауле отца Алшинбая поднялся шум, братья грозились убить Биркея, осмелившегося нарушить вековые обычаи предков. Уверенность им придавало то, что первые завоевания социализма - отмена калыма - были упразднены из-за Гражданской войны. Однако неясно было - кто кого одолеет, - вдруг красные победят, что тогда?

Постепенно страсти улеглись, и в один из зимних вечеров Биркей получил весточку: отец и братья решили помириться с ним - что свершилось, то свершилось, они намерены приехать в Атбасар для примирения и разговора, да и Гражданская война по всем признакам закончится победой красных.

В назначенный вечер Биркей с друзьями готовился встретиться с новоявленными родственниками, в казане булькало жирное мясо, юная хозяйка радостно хлопотала у стола - братья приезжают... В ожидании гостей друзья Биркея сели расписать одну пульку - Асхат Сейдалин, Шайбай Айманов, Хасен (Кожа) Кошамбаев, Оразбек Мухамедов. Глядя на друзей в ожидании непрошеных родственников, Биркей вспомнил английскую пословицу: "Родственников дает нам Бог, как хорошо, что друзей мы выбираем сами". А вот и гости, обычные приветствия, оценивающие вопросы, похожие на допросы. Сели за чай, подали бесбармак. После обильного угощения и возлияния гости решили выйти во двор размяться и позвали с собой сестру.

Немного погодя раздался крик Мунты: "Биркей, спаси меня, меня похищают, я люблю тебя!". Биркей пулей вылетел во двор, но ворота широко распахнуты, нет ни саней, ни лошадей, нет Мунты. Друзья кинулись в погоню. Ночь, пурга, их и след простыл. Только когда вернулись во двор, увидели, что к столбу привязан Кожа, во рту у него кляп, избит, но не сильно. Это вызвало подозрение у друзей. На него накинулись: "Что же ты не кричал сразу, почему не помог ей, а еще друг называешься…". Кожа вяло оправдывался - все похищение было совершено в мгновение ока, завернули Мунту в заранее приготовленную кошму, бросили в сани и были таковы, а ему пригрозили: "Пикнешь - убьем".

Биркей стоял оглушенный, в ушах стоял прощальный крик Мунты. Такого он не ожидал - из-под носа, на виду у всех увели любимую... У кого? У самого члена уездного комитета, который еще вчера уверенной рукой отменял калымы и давал "вольную" девушкам и джигитам, теперь сам, по иронии судьбы, стал жертвой этих старых обычаев.

Истосковавшись по любимой, Биркей весной решил похитить Мунту. У него созрел дерзкий план: переодевшись в слугу богатого купца, он вместе с другом Воспи Магзумовым, который играл роль купца, приехал в аул бая Алшинбая якобы продать "кое-какого товару". Коробейник Биркей все верно рассчитал - в ауле не было ни самого бая, ни братьев. Зазывая аульчан посмотреть товар, Биркей заходил в каждую юрту, и, наконец, проник в ту, где находилась Мунта. Несмотря на маскарад, Мунта узнала Биркея, но на все настойчивые и жаркие доводы Биркея все бросить и бежать с ним немедленно, ответила отказом - она уже замужем, беременна, и если муж сейчас появится, а это может произойти в любой момент, то он убьет обоих.

Как ни бился Биркей, как ни уговаривал ее - все было напрасно: "Ну что ж, видит Бог, я все сделал, чтобы забрать тебя отсюда, а теперь прощай навсегда!". Переправившись через речку, он сбросил с себя уже ненужную маскарадную мишуру, сел в заранее спрятанный тарантас и во весь дух помчался в сторону Атбасара. И сколько Биркей ни оглядывался, видел сквозь слезы, как в камышах, не таясь, стояла Мунта и взглядом провожала его.

Так закончилась в жизни Бирмухамеда Айбасова любовь, продолжавшаяся около 8 лет.

А на долю студенческого друга Биркея Сакена Сейфуллина после расставания выпали такие жестокие испытания, что другой на всю жизнь озлобился бы на все человечество. Жизненный этап с июля 1918 по сентябрь 1919 года отображен в заголовке романа "Тернистый путь".

Правда, не всем роман пришелся по душе. Небезызвестный литературный критик 3оя Кедрина (Москва) рьяно выступала против публикации романа и предлагала вообще изъять его с полок библиотек за показ шовинистических сцен, где казаки потехи ради глумятся над беззащитными казахами - стреляют на спор во всадника, распарывают мешки с мукой и пшеницей у бедняка, везущего домой где-то заработанный хлеб и тому подобное. Но эти сцены действительно имели место в жизни, и Сейфуллин правдиво, без утайки и прикрас показал это. Показал, что и казахи немногого стоили, если не могли защитить себя.

СПРАВКА

1*. Асхат Сейдалин (1897-1938 гг.) родился в Атбасарском уезде, занимал ряд государственных и партийных постов, был наркомом земледелия. Расстрелян как "враг народа" в Алма-Ате 26.02.1938 г., реабилитирован в 1957 г.

2*. Хасен (Кожа) Кошанбаев (1896-1938 гг.), уроженец Атбасарского уезда. Занимал ряд государственных и партийных постов, один из директоров-распорядителей знаменитой Куяндинской ярмарки, работал в кооперации, торговле. Служил за границей, в частности, в Испании, был председателем Кызыл-Ординского РИК. Расстрелян как "враг народа" 25.02.1938 г., реабилитирован в 1958 г.

3*. Мухамедов Оразбек, уроженец г. Атбасара, комсомольско-партийный вожак, комиссар. В Семипалатинской губернии работал вместе с печально знаменитым Николаем Ежовым. Не думал не гадал Оразбек, что этот тихий туберкулезный человек маленького роста, "воробышек", выполняя сталинские указания, будет всю страну держать в "ежовых рукавицах". Судьба была милостива к нему - его не расстреляли, а дали "только" 10 лет каторги, которую он отбывал со своим братом на Колыме, на лесоповале. Умер в Алма-Ате в середине 80-х годов.

Продолжение