Расул Рысмамбетов, turanpress.kz, 1 декабря
Можно прожить без нефти, без газа и даже без правительства. Качество воздушного бассейна Алматы, Усть-Каменогорска, Темиртау и других казахстанских городов показывает, что и без воздуха можно пожить, пусть и меньше. Однако есть субстанция, без которой Казахстан не просто обеднеет, а просто исчезнет с карты мира – это вода. У нас с этим главным условием жизни – хуже с каждым днем. Вода в городах плохого качества, нет единого стандарта; на селе и в фермерских хозяйствах воды не хватает, кроме того у этого ресурса сразу несколько хозяев, которым нет единого координатора. В свое время Казахстан потратил немало средств на разные программы по обеспечению людей питьевой водой, потратил более миллиарда долларов и результаты были более чем скромными. А вот эксперты считают, что к 2040 году водопотребление в Казахстане вырастет на 56%, а дефицит воды может превысить двадцать кубокилометров в год. Депутат Лаззат Рамазанова на одном из мероприятий с сожалением констатировала, что "мы уже опаздываем с мерами реагирования". "Новый Водный кодекс нужно ориентировать не просто на рациональное использование воды. Он должен максимально защищать и охранять водные ресурсы. Закрывать глаза на проблему с водой в Казахстане подобно самоубийству. Своим бездействием мы обрекаем детей и внуков на выживание", – заявила она на одном из мероприятий. А вообще, в январе 2020 года, правительство утвердило концепцию программы управления водными ресурсами Казахстана до 2030 года. Минэкологии в ней определило 7 конкретных целевых индикаторов: – сохранение к 2030 году водного баланса на уровне 100 кмᶟ за счет увеличения дополнительных поверхностных водных ресурсов: строительство новых водохранилищ на 5-7 кмᶟ, водосбережение до 5 кмᶟ, использование подземных вод до 15 кмᶟ. – снижение потребления воды на единицу ВВП с $91,2 до $73 мᶟ/тыс. – строительство 26 новых гидротехнических сооружений. – реконструкция 182 республиканских, 300 коммунальных гидротехнических сооружений. – строительство новых ирригационных систем для увеличения орошаемых земель с 1,7 до 3 млн. га; увеличение протяженности облицованных магистральных и распределительных каналов с 3,423 до 19,000 км. – улучшение материально-технического оснащения бассейновых инспекций до 100% обеспеченности. – повышение лесистости водосборных площадей с 1 до 200 тыс. га. Последние несколько лет мы в периоде маловодья, поэтому у нас не 100 кубокилометров, а 82–83 километра, из которых чуть меньше половины формируются за пределами Казахстана. Так что ситуация хуже, чем мы боялись. Более того, маловодье бывает циклами, однако с учетом глобального потепления маловодье может затянуться, а то и усугубиться. Вижу, что есть три основных проблемы с водой на базовом уровне: – воды мало, и она уменьшается – вода плохого качества – за водой никто не следит. А с финансированием водных программ – ситуация даже хуже, чем с самой водой. Дело в том, что те, кто распоряжается бюджетами, как правило, недостатка в воде не испытывают. Отсюда и регулярные уголовные дела, связанные с водным бюджетом. Чтобы сэкономить воду – нужно улучшать технологии. А чтобы внедрять новейшие технологии – нужны деньги, а их сейчас не очень много. Положа руку на сердце, в последние 7 лет, а может и чуть больше – государственный бюджет непростой. Уже при нынешнем президенте накопившиеся проблемы в экономике привели к ряду проблем, в том числе создали питательную почву для январских событий. Уже несколько лет мы регулярно читаем новости о драках фермеров за воду, арестах мелких региональных чиновников, которые распоряжаются распределением поливов. При этом мало говорится, но с учетом того, что большая часть населения урбанизирована – в населенных пунктах ситуация с водой не гораздо лучше. Мы имеем бесконтрольную раздачу акиматами техусловий на подключение к водопроводам из-за чего растет нагрузка на изношенные системы. Неоднократно упоминалось, что водная проблема потенциально может стать причиной для полномасштабных массовых беспорядков в одной стране или поводом для межгосударственных военных конфликтов в Центральной Азии. Авария на Экибастузской ТЭЦ, вернее на сетях в городе, вызвала масштабный резонанс из-за того, что проблему не замечали. Достаточно себе представить, что будет, если у нас в буквальном смысле высохнет хотя бы один регион. Сколько может быть населения в регионе, где вся вода привозная или которую невозможно пить даже после фильтрации? А зон риска у нас немало. Например, в той же столице есть недостаток воды, есть проблемы в Алматы, полноводные каналы Туркестана соседствуют с сухими аулами, где вода привозная. Кроме того, есть Кызылординская область, где вода, не просто плохого качества в городах, но еще ее и не хватает. Как, впрочем, и в Мангистауской области, где проекты "достройки" городов непонятно как получили одобрение Астаны и грозят высыханием региона, который парадоксально расположен у моря (впрочем, уровень Каспия тоже снижается). Поэтому на условно три типа воды – водопроводная, поливная, промышленная – у нас проблема объема, а на водопроводную – еще и проблема качества. Не надо удивляться, если уже через 5–7 лет такой водной политики, у нас могут быть опустевшие районы, откуда потекут беженцы в любые регионы. И будут искать не комфорта жизни, а просто выживания. Очевидным первым решением будет более ответственно подходить к снижению расходов на воду в городах. Универсальным средством будет поднятие тарифов на воду, чтобы остальные вещи – внедрение новых технологий душевых и прекращение полива цветочных клумб из квартирного шланга – произошли сами. Правда, самые большие потери обычно не на частном уровне, а при транспортировке. К сожалению, поднимать тарифы придется везде – для сельхозников, для городских и для производственников, включая нефтяников. Вероятнее всего легче всего будет переходить на дифференцированный тариф, чтобы можно было финансировать внедрение новых технологий (вторичное использование воды, правильное использование и транспортировка от сбора до квартиры). Кроме того, у нас нет единого органа или координационного центра, который бы вел весь водный баланс с помощью последних достижений цифровизации, однако не отрываясь от постоянного контакта с бассейновыми советами всех без исключения регионов, где консультируют практики с порой полувековым стажем и знаниями. А вот создание Водного совета при правительстве – пусть и шаг повышающий важность вопроса, однако с учетом пожарной занятости премьера и министров – маловероятно, что он будет что-то решать. Нужен постоянно действующий орган, который будет курировать воду везде – в недропользовании, сельском хозяйстве и при раздаче техусловий в городах. Поэтому такой водный орган нужен не в виде комиссии, а в виде постоянно действующей структуры – хоть нацкомпании, хоть в виде министерства воды, но никак не РГП или комитета в министерстве. На случай, если простые меры сокращения потребления через улучшенные технологии не сработают, Казахстан уже несколько раз начинал разговор о поставке воды из бассейна сибирских рек. При том, что раньше предлагались гигантские десятки кубометров, то сейчас сиюминутно ситуации поможет и 5–7 кубических километров воды в год. Другое дело, что при СССР планировали гигантский канал со следующими задачами (из справочника): – Транспортировка воды в Курганскую, Челябинскую и Омскую области России с целью орошения и обеспечения водой малых городов; – Транспортировка пресной воды в Казахстан, Узбекистан и Туркмению с целью орошения; – Открытие судоходства по каналу "Азия" (Карское море – Каспийское море – Персидский залив). В 2008 году Узбекистан тоже предложил похожий вариант спасения региона сибирскими реками. Это было представлено в виде проекта судоходного канала Обь – Сырдарья – Амударья – Каспийское море. Канал имел бы маршрут: Тургайская долина – пересечение Сырдарьи западнее Джусалы – пересечение Амударьи в районе Дашагуз – затем по Узбою канал выходит к порту Туркменбашы на Каспийском море. Расчетная глубина канала 15 м, ширина свыше 100 м, проектные потери воды на фильтрацию и испарение не более 7%. Параллельно каналу предлагается также построить автомагистраль и железную дорогу, которые вместе с каналом образуют "транспортный коридор". Ориентировочная стоимость строительства судоходного канала и объектов производительных сил 100–150 млрд. долл. США, длительность строительства – 10 лет, ожидаемая среднегодовая прибыль – 7–10 млрд. долл. США, окупаемость проекта через 15–20 лет после окончания строительства. Если переброска рек из Сибири через систему шлюзов и открытых каналов предполагает в том числе и смягчение климата нашего региона, то Казахстан же рассматривает простые, трубопроводные поставки воды в наш регион, чтобы просто справиться с неминуемым водным кризисом. Уже сейчас стоят вопросы по другим водным проектам страны: водовод из России на запад Казахстана, который возложили на "КазТрансОйл", опреснение каспийских вод для нужд быстрорастущего населения Мангистауской области. Принятие решений по многим таким проектам затягивается из-за многослойной подведомственности воды. При этом у Казахстана имеется успешный опыт водных проектов – Арал увеличился в два раза с 2005 года, когда возвели плотину, чтобы спасти хоть часть водоема. Не хотелось упоминать политические власти, но вполне возможно мы стоим так близко к водному кризису, что помимо повышения тарифов я бы предложил еще одну вещь – пока мы все равно являемся президентской республикой, то по самой животрепещущей проблеме надо назначать помощника президента, который будет знать эту отрасль досконально и ежедневно докладывать об этом президенту. Когда самым мощным органом в стране будет парламент – этой должностью станет представитель парламента по самому важному вопросу – отраслевой специалист. Возвращаясь к Экибастузу – все лето эксперт предупреждал правительство о возможной аварии, однако его никто не послушал, а проблема воды уже давно стучится в двери. Поэтому если мы хотим остаться как государство – мы обязаны обеспечить себя водой и выработать новую водную дисциплину. |