Тимур НЕТАЛИЕВ, "Экспресс-К", 24 июня

Размеренный ход будничной жизни изувечен напрочь. В квартире пахнет вяленым козьим мясом, кислым молоком, сушеным сыром и еще бог знает чем. В прихожей стоят многочисленные калоши родственников, источая дивные ароматы.

Под ногами путаются чумазые, сопливые племянники, имен которых не запомнишь при всем желании. Дядюшки и тетушки бесконечно пьют чай, громко хрустя рафинадом и шумно дуя на блюдца. Степенные аксакалы оккупируют залу и монотонно ругают нонешние времена. Хозяевам остается только укрыться в ванной комнате и переждать приезд сельчан, как стихийное бедствие, ища утешения в пошлой пословице "Встречают по одежке, провожают по уму". Ничего не поделаешь, восточное гостеприимство.

Поэтому, когда я узнал о предстоящем приезде дяди из богом забытого аула, то не испытал особых родственных чувств. Все это было так некстати! Теперь, вместо того чтобы прожигать жизнь, придется бегать с дядюшкой по барахолке в поисках конской сбруи, а по вечерам слушать назидательные лекции на тему: "Трайбализм как основа казахского менталитета". С ума сойдешь от этих провинциалов, лезут в Алматы, как будто он резиновый!

На перроне вокзала я сразу узнал в потоке пассажиров своего родственничка. Не узнать его было невозможно. Это было восхитительное зрелище! Девственно чистое создание, лишенное всякого налета цивилизации. Расписные шаровары со штрипками, огромные сапоги, издающие запах первосортного навоза, и френч защитного образца с серебряными галунами. Все это великолепие венчала парусиновая шляпа с пятнами солидола. Из разреза френча стыдливо выглядывал чудовищных размеров галстук бутылочного цвета. Его спокойно можно было использовать в качестве детской простынки.

После взаимных приветствий мы отправились ко мне домой. По пути дядюшка стал причиной нескольких мелких ДТП и больших автомобильных пробок. Происходило это вследствие его пугливого нрава и непредсказуемости поступков. Когда дорога была абсолютно пуста, дядя смиренно стоял на тротуаре, но стоило какому-нибудь авто показаться на горизонте, мой беспокойный родственник начинал судорожно перебирать ногами, как застоявшийся иноходец. А когда машина была уже в непосредственной близости, дядюшка короткими перебежками пытался проскочить магистраль. Я вытаскивал из-под колес ошалевшего сельчанина и волок его дальше.

Накормив гостя с дороги, я поскорее уложил его спать, дабы не углубляться в тонкости семейного генеалогического древа. Всю ночь дядя выводил носом рулады, которым бы позавидовал курский соловей или бензопила "Дружба". Проснувшись, я не обнаружил родственника: и в спальне нет, и в туалете нет. Я нашел его во дворе на лавочке, где он подстригал садовыми ножницами свои панцирные ногти. Вокруг дяди уже собралась небольшая толпа любопытствующих, и я от греха подальше увел его домой. На мои упреки дядюшка ответил, что в квартире ногти стричь нельзя, потому что они могут случайно попасть с едой в желудок и будут там расти себе потихоньку, пока не порвут внутренности. Я уже хотел было прочитать моему продвинутому родственнику небольшую лекцию по естествознанию, но, заглянув ему в глаза, увидел в них такую мартовскую синеву, что тут же отказался от этой идеи.

Вечер прошел спокойно. Дядя сидел тихонечко на веранде и заунывно пел какую-то фольклорную вещицу. Слушая его, казалось, что космические корабли еще не бороздят просторы Вселенной, нет сотовой связи и Интернета.

На следующий день была запланирована обширная культурная программа. Сначала мы отправились в аквапарк. Через пять минут дядя вылетел оттуда как ошпаренный. Он никогда еще не видел такого количества полуобнаженных женщин. Удар по его психике был настолько силен, что дядюшку пришлось срочно эвакуировать домой. Реабилитационный период продолжался до вечера. Оправившись от нервного потрясения, мой дядя был готов к походу в ресторан. Я решил не ударить в грязь лицом и повел родственника в одно из лучших заведений города. Нам подали почки соте, утку по-гамбургски и прочий гастрономический изыск. Прикончив тяжелый, как ртуть, графин водки, дядя осмелел и стал довольно фривольно рассматривать публику. Та, в свою очередь, тоже с нескрываемым любопытством поглядывала на него. Да, внешний вид сельчанина явно дисгармонировал с кричащей роскошью обстановкой. Но насколько дядин взгляд был чище, мудрее и наивнее этих косых и ехидных взглядов. Насколько его движения были естественны и просты, а речь степенна и нетороплива. Два мира смотрели друг на друга: один - доброжелательно и доверчиво, другой - насмешливо и неприязненно.

Принесли счет. Дядя, увидев его, рухнул в краткосрочный обморок. Придя в себя, он стал изъясняться почему-то по-латыни: "Жуликус! - разорялся дядюшка. - Шайтанус!". Охранники ресторана взяли его под микитки и потащили к выходу. Я бежал за ними, размазывал слезы по пухлой морде и речитативом стонал: "Отдайте моего дядю! Ого-го, вы еще не знаете моего дядю! Мой дядя самых честных правил!". Насилу отбил.

На следующий день дядюшка исчез. Появился он только поздно ночью. На классическое: "Разве можно так напиться на рубль?" дядя ласково погрозил мне грязным кривым пальцем и молниеносно уснул.

А утром он засобирался в дорогу. На мою частично искреннюю просьбу погостить еще, дядя испуганно мотал головой и твердил, что ему "воздуха не хватает".

Проводив степняка, я решил было удариться во все тяжкие, компенсируя себе эти три страшных дня, но потом неожиданно передумал. Лежал и вспоминал детство, родной аул. А ночью мне приснился сон: я ворую арбузы с колхозной бахчи, убегаю, а за мной бежит дядя и кричит: "Вернись! Вернись!".